Thursday, February 28, 2008

А вы знаете, что женщины, у которых месячные выпадают на 8 марта, остаются без подарков?

Задаю ребёнку известную загадку: "То толстеет, то худеет, на всю хату голосит" (ответ - гармошка). Ребёнок 5 лет на эту загадку, не задумываясь, отвечает - "Мама"!



Мудрые - это те, кто пьёт водку на могилах тех, кто хотел пить шампанское.



В Москве орудует банда бомжей-хакеров. Они взламывают коды на подъездах.



-Ты слышал - Серега женился!
- Да ты че, ему ж всего-то 30 лет, как он так?
- Пошел провожать девушку, зашел попить чайку, время позднее-возвращаться домой опасно, остался ночевать, проснулся - а невинности-то нет, воспользовались им, ладно хоть девушка порядочная оказалась - вышла за него замуж.



23 февраля - поминки по дню святого Валентина.
Девять дней...



Если Ваша девушка во время секса с Вами издает странные звуки - прислушайтесь! Может она храпит?



В индустрии развлечений самой удачной идеей было разделение людей на два пола.




Приметы времени:
Если в семье Моисеевых рождается мальчик, то ему вряд ли дадут имя Борис.



Она: я тебя люблю!
Он: спасибо!
Она: ээ...Честно говоря, я ожидала услышать другой ответ..
Он: большое спасибо?!



komrad: НЕ ПЕШЫ ТРАНСЛИТОМ(СОРИ ЗА КАПС)
argu: NE KAPSI (SORRI ZA TRANSLIT)



1: чо у вас ночью творилось?
1: через два этажа слышно было
2: Нет ничего страшнее раза в месяц.



Shutevsky (01:23:29 20/02/2008)
я как дурак строю планы, говорю всем что завтра занят, думаю какие она цветы любит

Insanity™ (01:23:47 20/02/2008)
я вообще цветы не люблю, я лилии люблю

Shutevsky (01:24:06 20/02/2008)
а ну да, лилии - млекопитающее



Mantius: А когда я перевезу свою акустику на новую квартиру, чтобы жильцы осознали всю глубину и безвыходность ситуации, первую ночь буду крутить только одну песню: "В нашем доме поселился замечательный сосед"



я болею. все уж перепробовал.. можа чего посоветуещь? экзотику ккую нить
пробовал в аннус эвкалиптом?
ЧЕГО ?
млять!!!! *ванну с эвкалиптом.....

Очень креативные рекламные принты:)

Первые два реклама на компанию уничтожитель документов


Последние три реклама на тур агенство



Tuesday, February 26, 2008

Как я на свадьбу ходил

Лёгкий коротенький рассказик:):)

Ох и не нравилась мне эта затея, я рассматривал свои костюмы, выбирая что одеть. Оказаться в обществе незнакомых мне представителей "высокого общества" - далеко не лучший способ провести выходные. Усилием воли я гнал от себя мысль купить для этого мероприятия позолоченную цепь толщиной в палец, их на метры продают, и попытаться отыскать где-нибудь на рынке малиновый пиджак. Ретро-стиль типа. Ладно хватит, смокинг одену, нельзя Соньку подводить. Мы друзья с ней уже лет пять, первые полгода встречались конечно, а потом расстались друзьями. Иногда спали вместе, когда одновременно ни с кем не встречались, спросил ее когда-то почему она ко мне приходит, сказала - потому что доверяет и знает, что трепаться не буду. В инете же общались постоянно на паре падонковских сайтов, что самое интересное, большинство людей приходят туда оторваться, она же наоборот, оторванная по жизни, на форуме была пай-девочкой, довольно скромной и даже не особо общительной. Сейчас вот уже полгода не виделись, как вдруг она позвонила:
- Привет, ты чем на выходных занят?
- Привет, Сонька! На выходных с друзьями собирались поехать с парашютами прыгать,
давай с нами, ты кстати говорила что хочешь попробовать, - я был очень рад звонку.
- А отменить никак?
- А что?
- Да вот, на свадьбу пригласить тебя хотела.
- На чью?
- На мою, - я всегда чувствовал по голосу, когда она нервничала, - с моей стороны из
гостей только мама и сестра будут, а тебя я хочу за свидетеля.

Я подавился, прокашлялся и попытался понять, что это за шутка глупая?
- Нет, Сонь, я конечно не специалист, но разве свидетель не со стороны жениха должен быть? - меня вообще-то это мало интересовало, просто надо было время собраться с мыслями. Сонька выходит замуж! Ничего себе, хоть бы намекнула как то, а то в асе общаемся все нормально, а тут - на тебе...
- Я условие поставила, подружек у меня нет, а звать лишь бы кого не хочу.
- А жених то кто? - я потихоньку справлялся с потрясением.
- Андрей Барышев, если тебя уж так интересует.
- Кто? Ты выходишь за этого, - я осекся, чтоб ничего больше не ляпнуть, - за этого, ну в смысле у его отца сеть магазинов?
- Тебя что-то смущает?
- Нет, нет, неожиданно просто немного, поздравляю тебя, - соврал я, - Так что я должен как свидетель, я в этой роли еще не был.
- В 11 утра в субботу будь перед ЗАГСом, обычаев никаких все равно не будет, там роспись, а потом едем фотографироваться и праздновать.
- И все, никаких там обязанностей, невесту выкупать/воровать, дружку в речке купать на следующий день? Одеть то что, белые штаны адидасовские подойдут?
- Так, Димка, ты согласен или нет?
- Тебе что это так важно?
- Да или нет?
- Хорошо, я буду. Ты не хочешь встретится, поговорить?
- У меня нет времени, в субботу увидимся. И веди себя там пожалуйста поприличней, твоего юмора боюсь там не поймут, - она положила трубку.
Ничего себе, вот если бы меня попросили, чтобы я сказал какой человек больше всего не подходит Соньке, то я наверное бы назвал ее избранника, да нет, я скорей всего о нем даже и не подумал бы. То, что они стояли на разных социальных ступеньках, это ерунда, Соня была самостоятельной девочкой, любила свою работу и получала вполне приличные деньги. Просто семью Барышевых вообще недолюбливали, до олигархов они явно не дотягивали, а спеси было побольше чем у владельцев футбольных клубов. Я всегда уважал людей добившихся чего-то в жизни, и всегда терпеть не мог, если они после этого переставали быть самими собой. Странно, Сонька, презиравшая устои общества, вечно борющаяся только за истинные ценности, выходит замуж за этого. Загадка природы.

Церемония прошла быстро, потом, словно спешили куда-то, старались побыстрее объехать обычные для молодожёнов места, сфотографироваться. Познакомиться ни с кем не успел, только периодически ловил на себе надменные взгляды гостей, но старался не замечать этого, хотя пару раз хотелось оскалиться и зарычать, а потом улыбнуться во всю пасть, чего мол вы, шутим мы так. Мне бы, если честно, чтобы весь этот день в таком ритме прошел, чтобы ни с кем не общаться, но мы уже подъезжали к ресторану, тут уж общаться придётся. Ресторан, к слову сказать был отличный, особенно сейчас летом когда открыта терраса, столы на улице, несколько скульптур и все это на берегу небольшого озера, по которому лебеди плавают. Идиллия.
Персонал встретил нас у входа и проводил на украшенную террасу, где был накрыт огромный шведский стол. Я взял бокал шампанского и стал в стороне, наблюдая за приглашёнными. Они неторопливо общались друг с другом, делано и фальшиво улыбались. Все они были люди состоятельные, но сразу было видно кто из них богаче, кто беднее. Те, которые победнее заискивали перед теми кто побогаче, но стоило им отойти, как они приобретали такой же надменный вид, вдруг кто-то помельче подойдёт. Их жены, дорого, но довольно безвкусно одетые, разделились по возрастному признаку и общались между собой. Их лица источали скуку, уже давно ставшую их второй маской.
- Ну что, как ты? - ко мне впервые за целый день подошла Соня без сопровождения, в подвенечном платье она была бесподобна, я обратил внимание на свадебный букет. Со стороны он выглядел маленьким и воздушным, вблизи же я увидел, что сделан он на заказ. Штук двадцать белых роз были крепко стянуты белой лентой и коротко обрезаны. Получился короткий, сантиметров двадцать пять, не больше, по-видимому очень тяжёлый, из-за такого количества стянутых вместе стеблей, белый цветок.
- Ничего, нормально, - я вдруг почувствовал, что уже заметно устал, - а ты как?
- Я отлично, я же невеста, - её слова были какими-то неубедительными.
- Сонь, мы так и не поговорили, можно тебе один вопрос задать?
- Какая тебе разница? - она оборвала меня.
- Да мне просто интересно. Я даже понять пытаться не буду ничего, я твои решения
всегда уважал. Вот ты мне скажи, ты его в самом деле любишь?
- Пошёл ты! Что тебе вообще от меня надо! Гад, - прошипела она вполголоса, развернулась и пошла к другим гостям.
Да все гораздо хуже, чем я предполагал. Сонька, с её то темпераментом, боюсь и себе жизнь испортит, и Андрею этому. Навряд ли я могу послужить примером праведной жизни, я часто сам себе признавался, что не знаю как правильно жить в этой жизни, но по поводу некоторых вещей я был абсолютно уверен. Например свадьба без любви уж точно до добра не доведёт. Я отдал проходящему мимо официанту пустой бокал и взял новый. Обстановка гламура вокруг меня уже начинала потихоньку меня напрягать, я чувствовал как ангелок во мне заскучал и начинает засыпать, бесенок же уже нарезает круги вокруг моих ног, дёргает меня за штанину и пытается уколоть своим трезубцем. Ничего, надо держаться, я заметил как группа женщин "кому за 50" что-то оживлённо обсуждает, косясь периодически в мою сторону. Наконец-то отделилась одна и пошла ко мне.
- Молодой человек, вот мы с подругами, - она захихикала, - все гадаем и гадаем, кто вы такой?
Я вкратце объяснил, что молодые решили быть оригинальными, я друг невесты, свидетельница же со стороны жениха.
- Оригинально, - она слегка скривилась, - вы тоже находите, что здесь скучновато? Мы с подругами вот все говорим о том, что можно и повеселей свадьбу сделать. Вот вы, например, такой интересный молодой человек, скучаете здесь один, - пока она это все говорила, она успела осмотреть мою фигуру, хихикнуть и подмигнуть компании своих подружек, которые открыто пялились на нас.
- Не знаю, - я пожал плечами, делая вид что ничего не замечаю, - я не особо общителен, меня больше интересуют другие вопросы, - я нёс какой-то бред, сочиняя на ходу, бесёнок крепко вцепился одной рукой за мой пояс и тыкал меня трезубцем под ребра.
- Да, а чем вы занимаетесь? - делано заинтересовалась моя новая знакомая, её подружки медленно но верно приближались поближе к нам.
- Я учёный, работаю над вопросами воздействия на генетику человека, на его ДНК.
Через пять минут я уже был в центре внимания компании, бесёнок уже сидел и ликовал у меня на плече, изредка требуя глоток шампанского. Меня же несло:
- Бытие определяет сознание! Именно от этого я оттолкнулся в своих работах, нет я не хотел заниматься генетически изменённой едой, я ступил на путь более скользкий и результаты, - я воздел палец к небу, - результаты не заставили себя ждать! Бытие, что такое бытие в моем сознании молодого учёного? Это существование моего тела, его развитием же движет информация записанная в ДНК! Пройдёт еще немного времени и будет достаточно одной таблетки! - периодически мой голос срывался якобы от возбуждения учёного, который нашёл слушателей верящих в его гений. Я расписывал чудеса, которые принесёт нам наука, в виде воздействия на ДНК и усиления сексуального либидо людей, продления половой жизни до ста лет.
- Далее, как я уже сказал, бытие определит сознание, но может ли молодой человек определить какое сознание ему необходимо? - старушки заворожённо внимали, - конечно же нет! - Я уже рассказывал о обязательных курсах препаратов для молодых мужчин, их введёт государство, это позволит менять сознание в нужном направлении, а направление почему-то у меня было только одно. Компания уже стояла полузакрыв глаза, перед их взором уже маршировали стройными рядами молодые парни в набедренных повязках, изменённое сознание которых, заставляло их морщится при виде ровесниц и выискивать в толпах женщин постарше. Несколько женщин полуприкрыв глаза водили одной рукой вдоль бокалов с шампанским, одна бешено теребила локон, и только одна меня немного смущала, сразу было видно что эта сцены её попросту забавляет и не более.
- Я извиняюсь, на секунду украду у вас свидетеля, - Соня довольно проворно протиснулась между ними и вывела меня из окружения.

- Что ты им тут рассказываешь?
- А я че, я ниче, - мне было весело, к тому же я знал, что моей лекции она не слышала, бесёнок стоял у меня на голове и дирижировал трезубцем, - по-моему им довольно весело. Ой! - я показал на старушку, теребившую локон, - пойду ей скажу, у неё парик сейчас слетит.
- Стой на месте, - Сонька злилась, - я так и знала что ты без своих шуточек не можешь. Что так трудно повтыкать ещё несколько часов?
- Сонь, - я прервал её нравоучения, - а давай смоемся отсюда? Сбежим на парашютах прыгать, а потом там отель есть неподалёку, наберём еды, выключим телефоны и выходить из номера не будем дня три-четыре?
- Скотина! - она смерила меня уничтожающим взглядом, хотела ещё что-то добавить, но к нам подошла та самая женщина, которая не вписывалась в общую картину скучающих жён кого-то там.
- Молодые люди, я извиняюсь, - она довольно мило улыбнулась нам, - я хотела бы только молодого человека поблагодарить, если бы не он я бы с ума сошла от обсуждений кто как одет. Никогда не думала что про науку можно так занимательно рассказывать, у меня просто муж профессор и он как раз проблемами генетики и занимается, я же его бессменный ассистент уже многие годы. И все же кто вы по профессии?
Соня смотрела то на меня, то на неё:
- Какая генетика?
- Я потом тебе расскажу, - вот и выяснилось почему она так выделялась среди других, я немного смутился, - ну вы извините за ту чушь, я дизайнер вообще-то. А где Ваш муж кстати?
- Он наотрез отказался сюда ехать, но как вижу зря, вы бы поняли друг-друга, у вас очень чувство юмора похоже. Я обязательно ему расскажу как вы этих... Ой извините, - она испуганно взглянула на невесту.
- Да ничего, - Соня примирительно улыбнулась, ей похоже уже было все равно.
- Ладно, молодые люди, не буду вам мешать, - женщина сделала пару шагов, потом повернулась и добавила словно невзначай, - Прекрасная пара...
- Она несомненно имела ввиду вас с женихом, - многозначительно подтвердил я Соне.
- Скотина! - повторила она и зашагала к гостям.

Возвращаться в компанию старушек я не собирался, просто ушёл поболтаться среди гостей, настроения общаться не было, да и никто ко мне особо не приставал. Свадьба шла своим чередом, как то невесело и чересчур по-американски. Мне же было немного грустно от обилия фальшивых улыбок, неискренних пожеланий и завистливо-надменных взглядов вокруг меня. Сетовал я только на то, что нет здесь на столе обычного оливье, чтобыы можно было выпить бутылку водки и с размаху бухнуться в него лицом, а с устрицами меня эта сцена не устраивала. Иногда я случайно встречался взглядом с невестой, ей же это было неприятно и она прятала глаза, ей было неудобно за эту фальш вокруг. Ну терпи, Сонька, сама меня сюда притащила. Должен сказать, несколько часов прошли довольно незаметно, подошло время, когда невеста должна была бросить букет незамужним девушкам. Я наблюдал как Соня вышла на поляну покрытую прекрасной, на заказ привезённой английской травой, приготовилась бросать букет. Незамужние дочери собравшихся делано ломались, презрительно кривили губы. Их долго уговаривали, уговаривать приходилось каждую в отдельности, соглашались, потом опять презрительно кривились и отходили в сторону. Соня же наблюдала за этим, стоя вполоборота к собравшимся. И вдруг, она размахнулась... Прекрасный букет за пару сотен долларов, тяжёлый и воздушный одновременно, красиво взмыл ввысь и полетел по красивой амплитуде, но полетел не в толпу ломающихся дочек. Она бросила его в другую сторону. Как в замедленной съёмке, медленно сошли гримасы с лиц ломающихся девушек, их тела моментально напряглись, быстро, как не бывает даже при низком старте, вырывая каблуками куски английского дёрна, все как одна, рванули за букетом. Гости, вытянув гусиные шеи, смотрели чем кончится этот спринт, мне же было уже все равно. Я смотрел как уверенным шагом, гордая и спокойная ко мне шла Соня.
- Твоё предложение все ещё в силе?
- Конечно, - я улыбнулся ей.
- Так чего мы стоим? - она взяла меня за руку, - побежали!

Не думаю, что на нас кто-то смотрел из гостей, все были слишком заняты своими дочерьми, ну может разве что жена профессора стояла и улыбалась. А ещё я знал, что нам вслед машет ручонкой мой личный бесёнок, мол: "Удачи! А я тут ещё задержусь, а вы и без меня пока управитесь!"

© IKTORN

Friday, February 22, 2008

ДЕД И ВНУК

Легко и приятно написано:) Читал и представлял себе старого одесского еврея говорящего всё это с типичным акцентом:):)

Надо же, как быстро проходит время… Когда-то очень давно я ходил по этой улице, как король. И сотни девушек смотрели мне вслед расширенными глазами! И десятки женщин пытались заговорить со мной смущенными голосами. Я был молод. И чертовски красив. Я улыбался белыми зубами и играл мышцами. Мое обаяние, как ветер, валило их с ног на землю. На траву, на койку, на раскладушку… Самые яркие красавицы с нашей улицы почитали за честь потерять честь с моей помощью. Да, я был гроза для них! Короткая сильная гроза летним вечером. Сперва звучали первые мощные раскаты. Моего голоса. Потом сверкала молния! Моих брюк. А потом на землю падали крупные прозрачные капли. Их слез. Потому что я уходил так же быстро, как приходил. Ведь я был молод. Делал, что хотел. И хотел все, что видел.
Теперь я стар, и мы уже давно спим отдельно. Я и моя железная челюсть. Я уже давно хожу медленно, и говорю тихо, и часто забываю, куда шел и чего сказал. В правой руке я держу костыль, самый твердый из моих членов. Его ручка и моя лысина так блестят, что на орбите щурятся космонавты. Я сгорбился и усох, выцвел и обессилел. Единственное, на что я теперь способен в кровати – это покачать ее. Чтобы скорей заснуть. Ведь я стар. Я уже в том возрасте, когда в паспорте в графе «пол» можно смело рисовать прочерк…
Но... У всякого возраста своя прелесть. И за левую мою руку крепко держится маленький конопатенький мужичок с леденцом во рту и могучей соплей в носу. Мой внук. Мой потомок. Мой шумный картавый родственник, с которым мы идем в зоопарк глянуть слоника. И жирафика, да. И мартышек, да. И… Нет, Петя, нет! Не трогай собачку! Это уличная собачка. У нее блохи. Если ты ее будешь гладить, они соберут манатки и переедут к тебе всем стадом. И не дергай ее за хвост! А то она откусит тебе руки по локоть, и ты будешь как Венера Милосская – ни украсть, ни подбросить. Венера Милосская? Это такая очень старая и очень глупая тетя. Она всю жизнь совала руки куда не надо и в конце концов дошла до циркулярной пилы. Ты? Ты умный. Очень умный. Я тобой горжусь. Из всех моих знакомых только ты один способен идти, говорить и какать одновременно. Петя, под ножки гляди, под ножки! Выбирай дорогу. Ты ведь так мал, что можешь споткнуться о сигарету. Или застрять в жвачке обоими башмаками. Это я в твои годы уже копал саперной лопаткой то огород, то канал. И за полбуханки работал в колхозе пугалом. А тебе всего лишь надо слушаться дедушку и не наступать себе на шнурки. А ты не слушаешь, и наступаешь, и падаешь. И не лежишь, а катишься шаром. Потому что тебя крепко кормят. Я в твои годы хватал прямо с земли и ел, а ты не хочешь кушать с ложечки вкусненькое и свежее. Кто вчера, минуя желудок, бросил в горшок котлету? Скажи мне, кто кинул в суп воздушные шарики? Папины. Весь запас. Меня в твои годы за такие вещи ставили в углу буквой «г» и лупили ремнем по «ж». До тех пор, пока оттуда не выветрится весь дух свободы. А теперь такую демократию развели, что брови дыбом. Если ребенку до пяти лет можно позволять абсолютно все, то сколько они все вместе за пять лет раздолбят дедушкиных очков?
О... Он смутился… Ему стыдно… А когда лупил молотком по футляру, ему стыдно не было. Ему было интересно: сможет ли дедушка без очков отличить бабушку от столба? Петя, вынь руки из носа! И не вытирай об майку! А то я ее выкину на помойку вместе с руками! Вон, смотри: все мальчики как мальчики, аккуратные, чистые, спокойные. Один ты топаешь по лужам так, как будто хочешь найти и раздавить Ихтиандра… Ихтиандр? Это такой дяденька, который много ковырялся в носу. Ему оборвали руки и приделали плавники. И бросили в море. Чтобы не смотреть, как он ковыряется плавниками. Ты меня слышишь? Нет, он не слышит… Дедушка для него не авторитет, а старая шепелявая радиола советской сборки. А бабушка – самоходная посудомоечная машина. Да… Это в наше время стоило дедушке погрозить пальцем, как все мы, три внучки и восемь внуков, начинали трепетать, как гланды у Паваротти. Мы так его боялись, что все время прятались. И лишь на смертном одре, когда явились все, он сумел точно нас посчитать. А теперь для них старшие – это что? Это автоматы для бесплатной выдачи шоколада и леденцов. Это… Петя, не надо! Петя, брось камень, брось! Да не в дядю!!! Ради Бога, извините пожалуйста! Что-то он сегодня с утра такой дискобол… Такой кидала… То камень, то палку. То мимо, то прямо в лоб. Вам еще повезло, только шляпу сбило. В принципе, он может и голову. Извините нас, мы больше не будем. Петя, слышишь? Если ты сейчас же не спрячешь свои ручки в карманы, я забуду, куда мы с тобой идем! Никакого зоопарка, никаких жирафов и каруселей! Я тебе куплю на палочке мороженый рыбий жир и весь день буду им водить по твоим губам. Понял? Все, пойдем. За воротник тебя держать буду. А то что-то как-то нехорошо ты смотришь на эту девочку… Ну, конечно… У нее косички, у тебя ручки. Того гляди, схватишь и будешь пытаться рулить чужими взглядами на окружающий мир. У твоей сестры, между прочим, косы уже сами под майку прячутся. Петя, не садись на дорогу, мы почти уже пришли! Вон, видишь – с пятого этажа моргает. Это жираф. А вон слон. А вон… Так. Стоп. Петя! Выплюнь все, что у тебя во рту. И чтобы никаких мне больше провокаций с верблюдом! Я не хочу повторения. Я опять не успею уклониться, а тебя опять смоет. И чтобы никаких походов через прутья к мартышкам! Они и так в неволе не размножаются. А после того, как ты тогда пнул ихнего вожака… Короче, Петя… Иди-ка на руки. Лучше я тебя понесу. А то ты за пять минут наделаешь всего столько, что меня посадят на десять лет.
Десять лет… Это много… Через десять лет он пойдет уже в восьмой класс. В обнимку со своей первой девочкой. Я хотел бы это увидеть. Я хотел бы застать то время, когда сын моего сына будет называться «мужчина». Будет крепкий и сильный. Удачливый и здоровый. Как я когда-то. Я бы хотел дожить. О! Дожил. Почти. Он уже не идет на руки. Он сам протянул мне руку, чтоб я оперся. Спасибо, Петя. Идем, Петь, идем…

via(eu_shestakov)

Monday, February 18, 2008

Рассказ...

Когда я была молода и красива, когда в моде были лосины, сиреневая помада и джинсы опёздальских цветов – меня вожделели все аборигены посёлка N, неподалёку от которого мой дед-инвалид получил когда-то свои законные шесть соток. Мода на ватники и телогрейки, царившая в нашем садоводческом товариществе «Родина» вызывала у меня кислую отрыжку, поэтому местным Жаном Полем Готье стала именно я.

Это я заставила всех девок-дачниц шляться по лесу на каблуках и в кожаных юбках.
Это я пугала мальчиков-дачников мэйк-апом «Авария – дочь мента».
Это я наращивала ресницы, кроша ножницами вату в мамину Ленинградскую тушь «Плюнь-намажь».
А ещё у меня были джинсовые шорты как у Сабрины. Джинсы-трусики. Сильно рваные. Увешанные ключами от пивных банок.

Я была неотразима ни в одной луже, и поэтому мой дедушка-ветеран огуливал меня по горбу костылём, за то, что с восьми часов вечера, и до двух ночи включительно, под окнами нашей дачи стоял свист молодецкий, вопли: «Лидка! Выходи, бля, гулять!», рёв мотоциклов; и за суицид, происходивший под окном дедовской спальни раз в неделю. Суицид всегда происходил с ушастым мальчиком Петей, которому пора было идти в армию, а он не мог туда пойти, не будучи уверенным, что я его буду ждать оттуда два года. Я не хотела ждать мальчика Петю. Я вообще никого и ниоткуда ждать не хотела. Я хотела покорять дачу и окрестности джинсовыми трусами, и гладкой попкой без признаков целлюлита. Петя впадал в уныние и отчаяние.

И, вооружившись старым бритвенным лезвием «Нева», удрученно пилил себе запястья, сидя во моём саду под облепихой, и пел:

- О, маленькая девочка, со взглядом волчицы,
Я тоже когда-то был самоубийцей…

Дед открывал форточку, и наугад тыкал в облепиху костылём. И всегда метко. Ибо не зря носил Звезду Героя. Петя спасался бегством, а через неделю снова пел песни под облепихой. А я понимала, что Петя меня недостоин, и ждала ЕГО. Того, кто оценит мой мэйк-ап и шорты по максимальной шкале красоты. Поздним вечером, нарисовав сиреневой помадой влажную похотливую улыбку, и надев майку с Микки-Маусом, мы с подружкой Мариной пошли к партизанам. То есть, в город за пивом. Город славился своим пивом и аборигенами. Мы надеялись получить и то, и другое. Желательно, бесплатно. Пиво мы себе купили сами, а аборигенов пришлось поискать. Искали долго. Часа полтора. И все-таки, нашли.

Два стриженных затылка сидели на бревне, и пили водку. Мне понравился затылок справа. Я подкралась к вкушающим освежающий напиток, и дружелюбно рявкнула:

- Откройте мне пиво!!!

Левый затылок уронил пластиковый стаканчик, куда струйкой вливал нектар из мутной бутылки правый затылок, и вскричал:

- Сукабля! Я тебе щас череп вскрою без наркоза, нах!

Маринка испугалась, и тут же села пописать под куст. А я не испугалась, потому что знала, что у меня майка с Микки Маусом, и помада очень модная в этом сезоне. Правый затылок обернулся порывисто, страстно, и в его движении угадывалось сильное желание выбить мне зуб. А я улыбнулась улыбкой Чеширского кота, и добавила:

- Пожалуйста…

Затылок оценил мою майку и помаду, поэтому просто плюнул мне на мои новые туфли, и вежливо процедил сквозь зубы:

- Давай, бля, свою мочу. Открою.

Из-под куста вылезла ещё одна бутылка. Затылок посмотрел туда, откуда она вылезла, сморщился, но и вторую бутылку открыл. За это время я уже успела оценить затылок в анфас и в профиль, и он мне понравился. Поэтому уходить я не спешила, и развязно предложила:

- Мальчики, а вы нас до дома не проводите. Мы дачницы…

Кодовое слово было произнесено. Дачницы. Местные аборигены делали стойку на это слово. Ибо все они хотели женицца на дачницах, и жыть в Москве. Но это оказались неправильные аборигены. Потому что они хором ответили:

- А хуле вы тут делаете, дачницы? Идите нахуй.

Маринка снова пописала, натянула трусы, и двинула в сторону нашего посёлка. А я осталась. И, с нажимом, повторила:

- А нам страшно идти одним. Понятно? Меня зовут Лида, я знаю Витьку Лаврова, и меня непременно надо проводить до дома. Ага.

Абориген, вызвавший у меня симпатию и лёгкое сексуальное возбуждение, сплюнул себе под ноги, и трезво ответил:

- Вот пусть Лавров тебя и провожает. Чё ты до нас-то доебалась, чепушила?

Маринки уже и след простыл. Микки Маус померк на моей плоской груди, а помада осталась на горлышке пивной бутылки. Аргументы закончились. Я развернулась, и неудачно вляпалась в говно. Вполне возможно, что в Маринкино. Она долго сидела под кустом. Наклонилась, чтобы вытереть туфлю о траву, и явила миру жопу в джинсовых трусах. С тех пор я уверовала в то, что жопа – это лучшее что у меня есть. Потому что тут же почувствовала на ней чьи-то руки, и голос, принадлежащий симпатичному аборигену, вдруг сказал:

- Где, говоришь, ваша дача?

Продолжение следует....



…Его звали Серёжа. Он работал машинистом электрички, был высок, красив, зеленоглаз и остроумен. Через неделю я влюбилась в него до отросшей щетины на моих ногах. По ночам мы воровали у Серёгиного соседа старый УАЗик, и гоняли на нём по городу. Мы гуляли по просмоленным шпалам до электродепо и обратно. Мы ночевали в лесу возле костра. Мы сломали диван у него дома. Серёгина мама называла меня «доча». Я выкинула сиреневую помаду, шорты-трусы и майку с Микки Маусом. Я научилась готовить пищу. Меня позвали замуж.

Замуж не хотелось. Наверное, потому что, я и так выходила замуж через десять дней за Володю. Само собой, Сереже знать об этом не следовало. И я уехала в Москву выходить замуж, обещая Серёже непременно вернуться.
Вернулась я через год, с внушительным животом… Серёжа выгуливал мой живот по лесу, собирал для него землянику, ездил в соседнюю деревню за свежим молоком, и смирился с наличием мужа. А муж не хотел мириться с наличием Серёжи, но выхода у него не было. Я тупо любила другого человека, но уходить к нему не собиралась…

И прошёл ещё год. И снова лето. И мой годовалый сын, весело попискивая, карабкается на Серёжкины колени, шурша раздутым памперсом. А я сижу на корточках возле коляски, ковыряюсь проволокой в колесе, и разговариваю спиной:

- Серёж… Женись. Не жди меня. Забудь. Всё.

Сын пищит весело. Памперс шуршит. Птицы поют.

- Лид, ты уверена?

Колесо починила. Выпрямилась. А спиной говорить легче:

- Уверена.

Тишина. Птицы поют. Сын пищит. Удаляющиеся шаги за спиной. Губы солёные и нос заложен…
Серёжкина свадьба. Невеста с заметным животом. А мы с сыном сидим в засаде, и смотрим на нашего Серёжку. Красивый такой. Глаза счастливые. Дай ему Бог всего-всего… В последний раз посмотрела, и пошла домой.
А дома – мама. С новостью. Сидит, в платок сморкается:

- Лидуш, ты только не переживай… Мы тебе поможем… От вас, Лид, Вовка ушёл. Ну, как-как… Ушёл он, ты что, не понимаешь? Вещи забрал, ключи отдал… Просил передать, что ему очень неудобно, но у него есть другая женщина… На развод он подаст сам… Лид, ты что?

А я что? А я смеюсь истерически.
…Семь лет прошло.

Семь с половиной даже. И почему-то всё время казалось, что я проебала что-то очень важное. Что уже когда-то давно я уже стояла на развилке у камня с высеченной на нём надписью: «Направо пойдёшь – счастье найдёшь, налево пойдёшь – выебут и нахуй пошлют, прямо пойдёшь – в говно вляпаешься», и смутно подозревала, что пошла я прямо, но по пути свернула налево… Каждое третье июля я ездила на дачу, и кидала в Серёжкин почтовый ящик запечатанный конверт с открыткой. Всегда одна и та же открытка: имбецильный розовый слоник, весело тряся жирами, размахивает зонтиком под золотой надписью «С днём рождения!» Ответа я никогда не получала. Мне всё чаще вспоминалось душное лето многолетней давности, синяя форма машиниста, о которую я тёрлась носом, букет ромашек на крыльце моей дачи, и гудок Серёжкиной электрички. У нас договорённость была. Когда-то. Проезжая ночью в районе моей дачи, Серёжка давал два длинных гудка. По слогам моего имени. Ли-да. Я всегда просыпалась, и долго потом слушала, как вдалеке, на стыке рельсов, стучат колёса. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Остались только воспоминания. Ни писем, ни фотографий. Ничего не было. Только воспоминания и сны.

И вдруг однажды зазвонил телефон.
И знакомый голос сказал в трубку: «Привет, кукла…»
И у меня задрожали колени, и вспотели ладони.
И я тоже сказала: «Привет, Самошин…»
И мы разговаривали полчаса. Короткими фразами. С трудом подбирая слова.
- Как ты? – спрашиваю, и губы кусаю.
- Хорошо, а ты? – отвечает и спрашивает на автомате.
- И я хорошо. Ты женился, да? – риторический такой вопрос. Только в голову ничего больше не лезло.
- Да, у меня дочка в первый класс пошла. Дочка. Лида…
Очередной дежурный вопрос комом встал в горле. Дочка Лида. Дочка. Лида.
Зубы стиснула, и дальше шпарю:
- Отлично. Рада за вас. А у меня сын в третий класс пошёл, да… Незамужем до сих пор… - и язык прикусила. Только поздно уже. Всё равно это прозвучало жалко. Даже самой понятно стало.
Пауза в трубке. И я молчу. И понимаю, если ничего сейчас не скажу – он попрощается. В голове вертятся какие-то штампованные обрывки фраз, а на языке пусто и сухо. Пауза.
- Лид, рад был тебя услышать. Мне пора.
И тут я плюю на приличия, штампы и всё остальное. И ору в трубку:
- Серёжа! Подожди, не клади трубку… Ты где сейчас работаешь? В Люберцах, да? Я приеду к тебе. Я сама приеду. Я сейчас такси поймаю – и приеду! Сама! Приеду…
Сухой далёкий треск телефонной мембраны.
- Лидунь, не надо. Я не хочу с тобой встречаться. У меня семья, жена, дочь. Я их люблю, понимаешь. Я не хочу их терять. Извини, кукла…
И – гудки. Короткие гудки.

…Месяц я писала стихи:

…Мы странно встретились, и странно разошлись,
Я – по одной, ты – по другой дороге,
Я виновата в том, что ты грустишь, и виновата в том, что одиноки
Мы оба. В окружении семьи, и ты, и я – мы ищем утешенья,
И не находим. Мы с тобой одни.
Два грустных клоуна на шумном дне рожденья…

…Прости за то, что причиняла боль, жонглировала чувствами твоими,
Теперь за них заплачено с лихвой: слезами, болью, криками немыми,
Душой разорванной, сожжённою дотла, пустым сердечком, ранней сединою…
За всё, за всё заплачено сполна. Но поздно. Ты не мой, и не со мною…

Ну и тому подобные розовые сопли. Не помогало. А через месяц – звонок.

- Лидунька! Слушай, я вот что предложить тебе хотел… - голос рвался из трубки, стремясь сотрясти воздух, буквы лезли друг на друга, и мне не давали вставить слова. – Я завтра в Москве буду! У нашего концерна завтра юбилей, и в каком-то Доме хуй-пойми-кого у нас будет корпоративка. Я могу провести одного человека по своему желанию. Я хочу, чтобы это была ты! Ты слышишь меня, Лидк?

Слышала ли я его? О, да. Ещё как. Причём, пока он говорил, я уже вышвыривала из шкафа на кровать все свои шмотки, лихорадочно соображая, в чём мне завтра идти на встречу. Которую я ждала почти восемь лет. Восемь. Лет. Долгих лет.

Метро «Новослободская». Шесть часов вечера. Кручусь около входа в метро, оглядываясь по сторонам, как потерявшаяся собачонка. Не вижу никого. Не вижу! И вдруг сзади – голос. Знакомый до боли.

- Лидунька…

Оборачиваюсь с такой силой, что волосы стегнули по правой щеке как пощёчина… Что? Думали, сейчас будет сцена из «Титаника»? Хуй вам всем! На этом сопли закончились. За спиной стоит Роман Трахтенберг. Только лысый, без бороды, и волосня повсюду сивая. И он улыбается, сияя пятью железными зубами, и говорит голосом Самошина:

- Кукла моя… Ты совсем не изменилась…

Ёбаная тётя, как ты исхудала… Сто пятьдесят килограммов жира, покрытые грязным, свалявшимся каракулем – это мой Серёжка?! Суки! Куда делись стальные мышцы, о которые я ломала ногти на руках и ногах, когда билась в оргазмических корчах? Где, бля, улыбка в тридцать два собственных зуба?! Где густые русые кудри? Хотя, с кудрями понятно. Они теперь везде. Щас, к слову, расскажу, с чем можно сравнить моё ощущение.

Была у меня подруга Ленка. Девушка чрезвычайно красивая, и настолько же темпераментная. Стрекоза из басни дедушки Крылова. Каждый день Ленка где-то на тусовках, где много пьют, и долго ебут. И вот как-то просыпается она утром, от звонка будильника. На работу идти надо – а Лена нетранспортабельна шопесдец. И сушняк долбит ниибический. Включает свет, и первое, что она видит – это стакан с розовой жидкостью, стоящий на столе у кровати младшего брата Лёлика. Лена хватает стакан, и, зажмурив глаза, начинает жадно глотать жидкость. В процессе она понимает, что это какая-то неправильная жидкость, и что-то сильно напоминает, но всё равно пьёт. До дна. И дышит-дышит-дышит. Потом открывает глаза, и наталкивается на изумлённый взгляд Лёлика, который сначала смотрит на сестру, открыв рот, а потом начинает истерически, до икоты, ржать. Оторжался, значит, Лёлик, и говорит, икая, и уссываясь:

- Ленк, я позавчера на улице поссал, и хуй застудил. Мать мне марганцовки развела, и сказала, чтоб я в ней шляпу полоскал десять раз в день. Сейчас я должен был это сделать в десятый раз… Гыыыыыыыыыыыыыыыыы!!!!

Ясен пень, на работу в тот день Ленка не пошла… В общем, я стояла, и понимала, что чувствовала Ленка, выжрав стакан марганцовки, в которой её брат хуй полоскал. Очень понимала. Я. Восемь. Лет. Жила. Бля. Воспоминаниями. О самой. Светлой. И большой. Любви. В своей, сука, жизни. Ляпис Трубецкой беспесды был прав, когда сказал: «Любовь повернулась ко мне задом…»

Что делать? На роже у меня плотно и явно отпечаталась вся гамма чувств. Самошин перестал улыбаться и отшатнулся. Я тоже отпрыгнула в сторону, и засеменила в сторону метро. Самошин настиг меня в два прыжка, и задышал мне в ухо:

- Поедем к тебе?
- Хуй! – отчеканила я, и попыталась вырваться.
- Я скучал! – посуровел Самошин.
- Писать хочется! – решила давить на жалость.
- Дома поссышь! – отрезал Самошин, и сунул меня в такси, продиктовав водиле мой домашний адрес.
Я сидела на заднем сиденье, и совершила по пути две попытки съебаться на полном ходу. Не вышло. Перед глазами покачивались волосатые уши Самошина, и писать захотелось по-настоящему. Родной подъезд. Меня несут подмышкой, параллельно выуживая из моего кармана ключи от квартиры. Моя квартирка. На кухне горит свет. Там Самошин варит пельмени «Три поросёнка», которые он достал из своей сумки. Сижу в прихожей на галошнице, и думаю что делать дальше. Придумать не успела. Из кухни вышел Самошин и, дожёвывая пельмень, оповестил меня:

- Щас, Лидунька, я буду тебя ебать. В жопу. Извини.

Я заверещала, и почти пробежала по стене. Поймали, и потащили в спальню. Обеструсили. Укусили за клитор. Засмеялись. Извинились. Приготовилась умереть на хую. Какая нелепая смерть! Что-то ткнулось в спину. Замерла. И – тишина…
Я молчу, и сзади молчат. Медленно поворачиваю голову, и вижу, что Самошин уснул. Так везёт раз в жизни. И то – не каждому. Потому я быстро напялила трусы-носки-штаны-сапоги, и вылетела на улицу. До семи утра я пила водку у подруги-соседки. В полвосьмого вместе с ней тихонько вошла к себе домой. Самошин спал в той позе, в которой я его оставила: стоя раком на полу, лёжа грудью на кровати. На ковре сиротливо застыли недопереваренные пельмени «Три поросёнка»…

В тот момент я остро поняла одну непреложную истину: НИКОГДА не входи в одну реку дважды. До тебя не дураки на свете жили. И, раз они это сказали – значит, в этом что-то есть. У меня были воспоминания, на основании которых можно было бы написать сопливый бабский роман. Теперь у меня нет нихуя. Не делайте собственных ошибок. Учитесь на чужих.

…Вчера в Интернете увидела фото Трахтенберга. Стошнило. Простите меня, Рома… Это не со зла.


Мама Стифлера

Thursday, February 14, 2008

Любовь это...

Тут конечно выражена только мужская точка зрения:) Но попрошу без обид милые дамы, так как мы вас тоже любим и уважаем:)





Tuesday, February 12, 2008

Золотые руки

Василий хотел бутербродов и любви. Именно в такой вот последовательности. И потому скрипел зубами и табуретом, наблюдая как Светлана мучает батон хлеба.
Светлане хотелось серьезных отношений и пожаловаться на тупость ножей.
- Ножи совсем тупые. – вздохнула она. – Вот что значит – мужчины в доме нет.
- Есть брусок? – вскочил Василий в благородном порыве и понял, что лучше избежать технической терминологии. – Камень, которым точат ножи?
- Есть, конечно. – выдала Светлана требуемое и приготовилась умиляться на мужскую работу.
Василий сноровисто точил ножи по одному, отмечая заточку каждого фразой:
- А ну-ка попробуйте – как теперь?
Светлана резала хлеб и колбасу и ахала:
- Ну вот! Совершенно другое дело! Вот что значит мужчина в доме!
Василий от похвал смущался, гордился собой, бормотал «Какие пустяки» и скрипел табуретом.

- Как невыносимо скрипит этот табурет! – сказала Светлана и продолжила многозначительно: - Вот если бы мужчина в доме...
- Есть молоток? - вскинулся Василий. – Сейчас мы его.. Мигом...
Стучал молоток, гордо пыхтел Василий, восхищенно ахала Светлана, упорно поскрипывал табурет.
- Вот что значит, когда мужчина... – упорно гнула свою линию Светлана. – А еще кран....
- А ключ есть? – кидался Василий.
И опять что-то стучало, вжикало, тумкало. И снова ахала Светлана. И вновь Василий был горд и бубнил «Пустяки. Что вы право..»

- А еще розетка там... – смущалась Светлана.
- А отвертка? – подбрасывало Василия.
- Ухты! – восхищалась Светлана.
- Пустяки. – смущался Василий.
- Дверца шкафа там... – намекала Светлана, что без мужчины в доме совсем уж никак.
Василий стучал молотком, доказывая, что в постоянном мужчине нет надобности. Достаточно пригласить в гости кого-то рукастого.
- У вас прям золотые руки! – восхищалась Светлана.
- Ну что вы! – отнекивался Василий, чавкая бутербродом. – Вы бы и сами могли. Надо только не бояться пробовать. Мужики они чего умеют все? Они не боятся пробовать починить.
- Поздно мне уже учиться. – вздохнула Светлана. – Возраст уже. Болячки всякие. Поясница болит.
- Что ж вы молчите?! - воскликнул Василий и стукнул Светлану молотком по спине.
- Ой! – удивилась Светлана. – Что это вы?
- Легче, правда? – напросился на комплимент Василий.
- Ой. И вправду. – удивилась Светлана. – Не болит больше. Вы просто чудотворец.
- Да пустяки. – засмущался Василий. – Вы бы и сами...
- И колено у меня ноет. Вот что значит мужчины в доме нет. – намекнула Светлана.
Василий ударил молотком по колену.
- А теперь как? – спросил он.
- Ой. Прям чудо какое-то. – обрадовалась Светлана. – С желудком вот тоже..
- Скальпель есть? – вскочил Василий. – Щас мы его мигом...
- И глаза чего-то. – вздохнула Светлана.
- Лазер есть? – вскочил Василий. – Дел на пять минут. Поправим сейчас все. Грудь подтянем опять же. С талии чуток уберем.
- Вы такой же как все! – вспомнила о приличиях Светлана. – Вам лишь бы грудь! Идите вон отсюда, подлец!
- Ага. Понял, понял. – вскочил Василий и ударил Светлану молотком по голове. – Ну как теперь? Легче?
- Ага. Вы прям кудесник!! – восхитилась Светлана и начала раздеваться

via(frumich)

Friday, February 8, 2008

Диалоги с женских форумов

Обнаружила у себя три новые морщинки подмышками со стороны спины. Я в шоке!.. Спала с сорокалетним стариком, может, от этого? Скажите, можно заразиться от старика морщинками? Испужанна

Муж увидел меня в томатно-горчичной маске с огурцами на глазах и едва не ткнул вилкой. Лицеистка

Такая же беда: муж повадился съедать мою ночную маску. Хочет, чтобы я постарела или просто не наедается? А сегодня попросил сделать селёдочную маску или пельменную. Очароватка

Девочки, я стала ходить в тренажёрный зал и за два месяца вышла замуж за тамошнего охранника, всем рекомендую! Just Mary

А я начала ходить на шейпинг и за месяц сбросила 20 тыщ рублей! Красотуша

Решила сделать фотоэпиляцию и для начала общёлкала все проблемные места фотоаппаратом «Никон». Эй, касмитолаги, фотки смотреть тут! Фспышка

Начала заниматься на велотренажёре, чтобы сбросить вес, и обнаружила, что это очень трудно, особенно слазить с тренажёра. А вдруг кто-то другой на него сядет?! И ещё. Кто-нибудь выходил замуж за велотренажёр? Золотая педалистка

Мой муж постоянно засматривается на красивых юношей. Как увидит его где-нибудь в шкафу или под кроватью, так всё смотрит, смотрит. А на меня ноль внимания. Может, он от меня что-то скрывает? Падкая женщина

Я работаю преподавателем органической химии в институте органической химии. Ко мне часто домой приходят студенты, занимаются со мной сексом, а потом протягивают зачётки. Что за странный способ благодарить меня за полученные знания? Неужели им трудно купить шампанское или конфеты? Замша-Деканша

Безудержно разрастается зона бикини. Что делать?!!! Кудряшка Ссю

Провела две «чистки мозга» по Малахову, трижды лечилась по методу Агафурова, дышала по Кащенко, а прыщик на носу так и не прошёл. Что делать? Медуза Гормона

Хочу сделать пирсинг второго подбородка. Кто-нибудь пробовал? Puzanna

Кривые ноги с жирными ляжками: куда на них сходить? Фэтима

Можно ли парню видеть всё это??? Куда кто прячет магазинские чеки? Shopping Blue

Сколько нужно делать пшиков, чтобы точно не пахло подмышками? Ambrozina
Девочки! Надо спать на досках и питаться отрубями, а красота придёт сама собой! Ефросиняя

Месяц ежедневно втирала в лицо омолаживающий крем. Как теперь быстро убрать мозоли с лица? Pussy Face

У меня из-за пирсинга в пуп отвис живот. Переставила пирсинг на ягодицы отвис зад. Что мне делать?! Куда поставить этот чёртов пирсинг? Трясопузка

Люди, просветите: надо брить сами ноги или волосы на ногах? Пупсег
На рентгене я какая-то уродина... Можно как-то угламурить снимки? Свецкая Львитса

Удалила волосы подмышками, теперь очень о них скучаю. Есть, кто ещё скучает по волосам и по каким? Себорритка

Важно ли красиво лежать во время секса? Или можно просто лежать? Манька Сублимация

Вредно ли загорать в выключенном солярии? Солярка

Можно ли загорать лицом в микроволновке с грилем? А на ксероксе? Chocoladka

Вчера уснула лицом в салате, утром проснулась кожа молодая-молодая! Всем рекомендую греческий и 400 водки это чудо! Стаканида

Сделала впервые эпиляцию. После неё выяснилось, что у меня очень кривые ноги. Что посоветуете? Пушистик

Thursday, February 7, 2008

У ортистов тоже есть аська

Лёгкий и смешной рассказец, правда на албанском, но всё равно рекомендую :)

У меня есть падрушко одна с рисурса. Ну а чо? Нормальная дифчонка, жызнерадасная и висёлая. Я вот как определяю, висёлый чилавек или грусный блять? А очень просто. Берёшь историю аськену, захуяреваешь её в ворд (такая ниибаццо мелкософтная прога про буквы) и считаешь количество символов "Ы". Если больше тыщи палучаеццо, значит правельный адекватный собеседнег. Сколько у Ольки получилось - нискажу, ибо подвис ворд, сбилссо са счёту сцуко.

Ну и как-то сижу вечерком, вдруг "ха-ха-бля" интернет пейджер мой говорит, и буквы паевляюццо:
- Дарова, Майке, ыыыыыыы, - ну эт Олька так здароваиццо всегда.
- Ога, превед, - отвечаю.

И чота по ходу разговора начинаю понимать, что она пичалицца чота. Ну это я про себя так отметил, потомушто другова значения фразы: "Майке, я риву блять" нихуя низнаю. И она наченает про сутьбу свою нилёхкую говорить и что костег мудак. Ну это типа жыних её.

А я ж никаких дополнительных курсов по психологии не заканчивал, не знаю как себя в таких ситуацыях вести надо. Ну допустим скажу я ей, что костег мудак, даже несколько раз скажу, а хуле, она и сама об этом знает. Но и слёзы эти виртуальные мне в тягость.

И вспомнил я один педагогический приём. Ну типо когда рибёнок сидит плачет, ево нинада пиздеть, может ваще в себе замкнуццо. И жалеть тоже нинада, а то потом заибёт. А надо внимание ево переключить на чо нить другое и полезное. Например, "хуясе, блять! зырь какая хуёвинка летит" или там "харош ныть, сходи посуду чтоль помой".

Я Ольке и говорю:
- Ты карочи, нисцы, мы тебе другова ахуенного жыниха найдем. Вот выйдет Ходорок истюрьмы, вмиг на тебе жениццо...
- Нахуй, - отвечает, - мне нужен костег и ниибёт.
- Хорошо, будет тебе костег, - гениальная мысль меня посетила, - тебе нравиццо Хабенский?
- Ортист штоле?
- Ну да, и в ментах играл и в дозорах ещо.

И оказалось, что знаменитова Костега, по продолжительности времени, Олька любит гораздо больше, чем малоизвеснова. Восемь на пол очка (всмысле 8 : 0,5 а нихуя ниахтунк) с таким счётом одержал победу Хабенский. Ну я ей и говорю:
- Карочи, у меня есть ево аська, но сама понимаешь, даже лучшым падружкам за так не могу дать (аська ортиста это не хуй хуятора). Ортист же. Ты мне за это тоже чью нить аську подгонишь.
- Ога, давай! - по буквам смотрю, вроде улучшаеццо у ней настроение, чувствую уже и плакоть перестала и представил как на стульчике ёрзает нетерпеливо.

Как оказалось, Олька не знала гатичных номеров интернет пейджера: ни Судзиловской, ни Анны Семенович ни даже Фриске. Кричала что ортистке-вафлистке, а эстрада-хуяда. Я сразу понял, что не будет у меня "звёзд" в контакт листе. Хотя звезды тоже разные бывают. Рисурсные например...

- Ольк, карочи, я тебе аську Хабенского, ты мне аську Ногиновой, - резюмировал я. (это такая беспесды кросаветса, блять буквально нинада панимать только) * прим. аффтара *
- Ога, договорились, - ответила Олька и умчала на рисурс.
Оттуда почти два дня раздавалссо её висёлый голос: "есть дело на стопиццот рублей", "ногинову видел кто небуть?", "кто знает её аську блять?"

Оказалось, существует человек, у которого "она" была в аське, но потом человек спился, комп украле, винчестер положили на рельсы метро, а потом утопили у кого-то на даче в сортире. Кого утопили не понятно, кстате...

И вот буквально на днях:
- Дарова, Майке, ыыыыыыы, - ну эт Олька так здароваиццо всегда, - нашла я тебе ногеновскую аську наканецта, держы (тут цыфры такие). Давай Хабенскова мне теперь.
Бляяя! А я и забыл уже:
- Ща, схожу покурить, - говорю, - и дам.

Какой нахуй курить? Быстрей регицца блять! Ник - "Kosty@n", имя и фамилия как полагаицца, число месяц год рождения в интернете нарыл. Уффф! Есть аська Хабенскова! Ога, и у Ольки теперь есть:
- Майке, чота он ваффлайни.
- Хз, - отвечаю, - может на репетицыи щас, некогда ему просто.

А мне ж не до чево уже! Мне еще тут камрад один фотаг прислал много. Нихабенскова блять! Зачотные такие фотке, ога. И мне уже хочеццо Ногиновой сказть - превед, кагдилла, кросаветса...

Но сцуко долг! Я значет буду довольный такой, а Олька на ваффлайн Хабенскова любовацца? Меняю пользователя. "Тук-тук-тук, ниибацца ортизт на связе". Ну я перед этим еще орфографический словарег открыл, ну штоб парусски песать. Откуда я знаю, преподают ортистам олбанский или нет.

- Дарова, Костег, ыыыыыыы, - ну эт Олька так здароваиццо всегда.
- Здравствуйте, - отвечаю, а сам за Ольку гордость испытываю ниибацца.
- Ыыыыыыы, кагдилла?
- Хорошо, - говорю, а сам не то что гордость, зависть сцуко уже меня душит, хуясе у Ольки Хабенский в контакте, и с первого раза нахуй не послал. А вежливо так отвечает.
- А меня Олька зовут.
- А я Константин, очень приятно.
- Ыыыыыыы, круто!
- И я рад.
- Чо делаиш?
- Сижу курю, перерыв между дублями. Кино новое снимается.
- Ыыыыыыы, ништяг! Боярскей участвует?
- Михаил Сергеевич и так звезда, ему эти сериалы похуй...

Блять! Как же я так апраметчиво? Ниругаюццо ортисты матом жы! Думаю надо пока не просекла, сваливать потихоньку. Да еще ж Ногинова поди ждет нидаждёцца:
- Ну ладно, меня зовут уже, - типо прощаюсь, - слышишь хлопушка стукнула, сцена питнаццоть дуболь три...
- Ога, пока, - Олька отвечает, услышала наверно, - вечером приходи, пакалякаим...
- Непременно! До свидания!

Пабыстрому меняю пользователя...
- Майке, прикинь, - Олька говорит, - я с Хабенским песдила только што!
- Ух ты! - искренне радуюсь за подрушку, а сам заветный номер в поиск вбиваю.
- Ну ладно я пошла, ещо убрацца нада дома.
- Чо в госте придёт Хабенскей?
- Ыыыыыыыы... - висёлая Олька, смиёцца всикда...

Ну наконец-то... Стучу... Авторизацыя... А сам думаю, как же начать-то? И еще как-то неудобно, что Ольку наибал. Она правда старалась, искала аську мне, а я как свинья блять. Извинюсь потом обязательно, а пока Ногиновой напешу:
- Превед, кросавецца!
Сижу жду ответ... Волнуюсь, акакжы. Закурил даже. Молчит чтото... И вдруг... О чудо! Ответ:
- Дарова, Майке, ыыыыыыы!

ЗЫ: удаче тебе, Олька, в культурной столитсе!
ЗЫЫ: продам недорого аську беспесды ортизта Канстонтина Хабенскава.
ЗЫЫЫ: кто нить аську Ногиновой знает?

© MGmike

Макаревич про водку, красиво :)

Водка — напиток напитков. Она абсолютно рациональна, направлена на решение одной задачи — опьянеть. Другие напитки прикрываются фиговым листочком вкусовых достоинств. Водка — невкусная.

Жизнь российского человека вне водки немыслима. Можете себе представить зимнее сибирское застолье с пельменями и бутылочкой шардоне? Древнюю, доводочную Русь я себе рисую крайне смутно. Что заменяло боевые сто грамм? Медовуха, что ли? Прекратите.

Наше поколение вышло на водку не сразу. Юные хипповые годы прошли под флагом портвейна. Но помню третий курс архитектурного, мы выбегаем из института в осеннюю слякоть, спускаемся в кафе «Сардинка», берем по полпорции первого — солянки мясной, она в мисочке из нержавейки, горячая, ярко-оранжевого цвета, в ней плавает долька лимона, и два стакана, и садимся за пластиковый столик, и разливаем чекушку пополам — и это ровно столько, сколько надо, — и восхитительно выпиваем, и заедаем невероятно вкусной солянкой, и мир обретает гармонию.

Удовольствие от водки совсем не обязательно связано с видом снежного леса, морозом, хрустящим луком, подмерзшим салом и черным хлебом, хотя эта примитивная картина близка к совершенству.

Возьмите хорошую водку и поставьте в холодильник. Но не в морозильник! Водка должна быть охлаждена — до легкого запотевания бутылки.

Далее — компания. Лучше не очень большая и состоящая только из ваших близких друзей мужского пола. Один, пусть даже хороший человек, пьющий вино или коньяк, испортит вам праздник.

Повод не обязателен. На фиг нужно! Встреча — уже праздник. А если вы не договаривались о ней за три дня, а вдруг решили выпить полчаса назад — праздник будет еще ярче. Счастье — внезапно.

Теперь — закуска. Правильное сало. Если вы достанете его из морозилки, порежете тоненько острым ножом — при верно выбранной толщине ломтики будут слегка заворачиваться. Сало должно быть мягкое, но твердое. И прямо на этой дощечке подавайте к столу, а еще — несколько очищенных зубчиков чеснока, хрен, горчицу и бородинский хлеб.

Но истинное счастье дает первая и особенно вторая рюмка. Здесь важен интервал. Он варьируется от 1,5 до 4 минут. После первой — тишина. Прислушайтесь к себе. Слышите, как открываются потайные дверцы, как побежал ток по стылым проводам? Теперь посмотрите в глаза друзьям. Видите — с ними то же самое?

Между второй и третьей наступает состояние гармонии, и если бы люди научились это удерживать, то вопрос вечного счастья был бы решен. Увы, после второй всегда третья, и это хорошо, но уже не божественно.

Чем отличается пьющий человек от алкоголика? Пьющий знает, что, правильно выпив, он получит радость. Алкоголик помнит, что радость была. И выпивает в ожидании ея. А ея нет. И он выпивает еще. И еще, и еще. Нету! Клиника, ледяные руки врачей, онанизм, сифилис, смерть.

© А. Макаревич

Жизнь Человечкина

.....оставшимся в живых, оставшимся мертвыми, убежавшим, приспособившимся, помогавшим, всем сочувствовавшим, всем тем, кто пошел, и всем тем, кто пойдет снова - посвящается....




......Жизнь человечкина – она как шкура овечкина, вся в завитушках да кудряшках, и чем время интереснее для историка, чем прибыльнее оно для политика или спекулянта, тем кудрявее оно для человека простого, бутиками не избалованного, фуршетами не кормленного, «Вдовой Клико» не поенного. Завивается жизнь волосом кудрявым, не хочешь иногда, а вот завоешь в голос, как пес на луну. Так и живем себе потихонечку, любим, смеемся, плачем, нашего брата и в армию призывают, и увольняют без выходного пособия, то один опыт поставят, то другой, то в принудительном порядке на прививку гонят, то на выборы, организованно, по совести, с обещаниями и фанфарами балаганными. В общем, кудряво нам на свете живется, все волнами, колечками, сплошные кудри, куда ни глянь, даже под самыми подмышками. А истории обе подлинные и невыдуманные. Ну, ваше право, хотите верьте, хотите нет, а если так не терпится меня во лжи уличить да на брехне поймать – выправляйте себе загранпаспорт, садитесь на автобус возле турецкого посольства, что на улице Хагани , и через пару-тройку дней он домчит вас прям до Карса. Добравшись же, разыщите отель… ну, его название позже узнаете, да расспросите обо всем его хозяина. И про Аллахъяра с Валерием я тоже не соврал ну ни капельки, говорят, что на его могиле в Агдаме, на территории, временно (верю в это изо всех сил и всеми своими килограммами) оккупированной сепаратистами, до сих пор лежат живые цветы... С меня взятки гладки, я так, мимо проходил, подслушал, запомнил, обработал, записал да вашему просвещенному вниманию предлагаю. Знаешь, читатель, по-моему, в обеих историях не так уж много веселого, но очень много здорового и жизнеутверждающего смеха. Не человечьего ржача, а смеха Господа Бога над людской глупостью, стремлением к убийству, желанием оттяпать кусок пожирнее, смеха самой жизни во всё её большое луженое горло. Ты просто попытайся повнимательнее вслушаться, и ты обязательно его услышишь. И еще… внимательно вслушиваясь в переливы её смеха, ты обязательно увидишь за всем этим Его улыбку.....


Всегда старающийся внимательно вслушиваться и пристально всматриваться


Самит Алиев








....тот год выдался не ахти, какой удачный. Ну какая там удача в середине девяносто второго на Кавказе? Одни ГРАДЫ с «Алазанями», и все по голове, по голове, получив независимость, сынку поворотился, нагнулся слегонца, и вот тут то ему и засадили из-за кустов... война, знаете ли... Не найдя мозгам, рукам и гормонам лучшего применения, лица кавказской национальности в едином порыве сцепились клубком, с воплями и проклятиями выбивали друг другу зубы, выкалывали глаза, вырезали кресты на спинах соседей, вешали пленных, разрушали храмы, сжигали деревни, развлекались, короче как могли, веселились сами и веселили дьявола. Отдыхали, короче. Отдыхали так, как их тому научили. Стравив, поманив, словно ишака морковкой, напев в уши сказки о том, что во всех их бедах виноват тот, кто живет по соседству, захвативший исконно ихние территории, а теперь, после избавления от ига коммунистов, гнета марксистов, попранной экологии и тотального неуважения к правам человека и отдельно взятой нации в целом, нам обязательно нужна Великая Армения, Великая Осетия, Великий Туран и все по причине пробуждения национального самосознания, первейшим симптомом коего является неуемное желание yeбать соседа по голове чем-нибудь тяжелым, и желательно насмерть. Потому как мы не потерпим, чтоб он, паршивый некрещенный бусурманский кяфир мешал нам строить счастье всех и каждого в нашем отдельно взятом независимом государстве. Все нормально, все в порядке, Москва - хозяин помрэ, и бывшие рабы очень быстро научились дерзить всем, каждому и друг другу в частности, а чтобы жить стало легче, чтобы жить стало веселее, начали заводить себе рабов из числа собственного народа. Благо, хапать, грабить и убивать стало можно без оглядки на бывшую метрополию, потому как необходимость делиться с ней наворованным, ресурсами, и вообще, трофеями внезапно отпала. Кому война, а кому мать родна, люди попроще, опьяненные криками «ура» раздававшимися с трибуны, стройными колоннами ушли на фронт (кричавшие и призывавшие, сами на войну не пошли, потому, как то ли комиссованы были, то ли дела поважнее нашлись), когда же патриотический запал потихоньку сошел на «нет», а на истошные вопли о нуждающейся в вас родине больше никто не велся, пришлось забривать лбы насильно, причем по странному стечению обстоятельств, отпрыски и родственники нехилых мира сего в парикмахерскую не попали, а в траншею под пули – тем более. Вещавшие с трибуны быстро разжились деньгами, лежавшие в окопе – с такой же скоростью, и тоже разжились, но уже протезами, в общем, все было по справедливости, каждому по должности и происхождению, раз уж по труду никого не устраивало. Сами виноваты, драли горло на площадях, по столам кружками стучали, грозились из всех врагов в единый миг фрикасе сделать - теперь не жалуйтесь на шеф-повара и не пеняйте на качество продуктов. Не было, как говорится печали, но отцы народа вмиг её на шею людскую накачали, после чего с удобством свесили ножки, обозревая с высоты, где чего еще приватизировать можно. Им то что, им плевать, потому, как не их детям расхлебывать. А вам, дуракам, наука. Раз по-людски не можете – ковыляйте на протезах за пенсией....

.....и было это давным-давно, наверное, в другой жизни, или в другом измерении, и цвел тот край, и ломило в глазах при виде садов и виноградников, бегущих к горизонту, и кивали снежные шапки гор случайному или приглашенному путнику, и журчала речка «Заходи, гостем будешь», и щекотало в носу от запаха кябаба, и росли на той земле, на одной, в общем то улице, два пацана, Аллахъяр и Валерий. Один квартал вниз от стоянки такси перед автовкзалом – и вот он, дом Аллахъяра, крытая жестью крыша и водосточная труба с причудливо вырезанными краями, ну точь в точь хвостик граната. А чуть ниже, ну, буквально метрах в сорока дом Валеры. Крылечко, занавесочки в окнах, опять же цветочки на подоконнике... Провинция... Городок, в котором они родились и выросли, не особенно велик был, зато на весь бывший СССР славился, причем не только (хе-хе) и не сколько ударным да самоотверженным трудом его жителей, сколько одноименным портвейном, что на тамошнем винзаводе производили. Ну, вы уже врубились, наверное, это я об Агдаме. И были они оба черные, в кости широкие, с глазами быстрыми, на голову скорыми, а как подросли немного, так лучше них на той улице насчет тутовки пожрать специалистов и рядом не водилось. Даже внешне эти парни чем-то похожи были, то ли загаром, то ли повадками, а то ли еще чем, ну известное дело, мало ли что в голову после тутовки стукнуть может... У Валеры, правда, нос был чуть побольше, армянин, сами понимаете, так уж им по генетике полагается, вот поставишь рядышком двух черножonых, у кого нос больше, тот и армянин... или грузин... или из моих, из азербайджанцев....ну, в общем, совсем я запутался, да и тебя, дорогой читатель, запутал, ведь если ты из России, то для тебя мы так и так на одно лицо, тебе в такие тонкости вникать недосуг, если ты с Кавказа, но живешь в Краю Березовой Регистрации, то тебе сия градация и подавно безразлична, потому как в отделении всех нéрусей без разбора мордой вниз лỏжат, ну а если ты с Кавказа, но по тем или иным причинам все еще на нем, родимом, местожительство имеешь – то по нынешним временам ты и без таких деталей повод найдешь соседу под глаз засветить...

......была она не молодой и не старой, не красавицей и не уродиной, была она не толста и не стройна, не зла и не добра, она была просто матерью. Когда женщине за сорок, когда её мужа убивают где-то в России только за то, что у него слегка не блондинистый цвет волос, когда покойный муж оставляет женщине только старый домик в Раздане и долгов на полторы тысячи долларов, ей не до масок против морщин, ей не до кремов против целюллита и для загара, ей не до фитнесс-центра и совершенно не до аэробики и прочих элементов бонтона да жизни со вкусом ирландского ликера. Особенно если кругом война, а у неё сын призывного возраста. Бабьим бывает не только лето, бабьей может быть и зима, и осень, а вот весна – очень редко. В исключительных случаях... Почти никогда, или только в девичестве... Да, чуть не забыл... Звали её Ануш.... Сладостная в переводе, если не ошибаюсь....

...уничтожение живой силы и техники противника – первостепенная задача любой армии, ведущей боевые действия. В горах и плоскогорьях каждое ущелье, каждая неровность рельефа, каждая скала – естественное укрепление, и выбить оттуда противника – дело нелегкое. Соотношение потерь у наступающей и обороняющейся сторон – один к пяти, в горах потери наступающих могут возрасти до семи. Из бронетехники там пригодится разве то, что полегче, сами понимаете. Дерущиеся народы – это вам не толстомясые тетеньки, на базаре скандалящие, у тех запал быстро пропадает, одышка начинается, да и люди вокруг стоящие, все больше поглазеть да речевыми оборотами восхититься собираются. А к сцепившимся народам сбегаются близкие и далекие соседи, все с советами, предложениями и инструкциями, по-соседски так протягивая то одному то другому дерущемуся полено, или кол здоровущий, на, мол, вдарь ты ему посильнее промеж глаз, да так вдарь, чтоб не поднялся уже, а то другой сосед ему уже берданку протягивает… БЕЙ ЕГО!

....Раздан городишко небольшой да препаршивый. Дело там есть всем и до всех, все и всё про всех знают, а если и не знают, то обязательно догадываются, своевременные выводы делая. Провинция, Восток, Кавказ. А с войной жить там стало еще паршивее. Ясное дело, не с чего жиреть, света нет, газа – самая малость, из еды один хлеб с мацуном*, и то пока в очереди отстоишь – семь потов сойдет, потому, как очередь с раннего утра занимать надо. Ну, я не спорю, национальное самосознание и идея Великой Армении важнее сытого желудка и теплой квартиры, намного важнее, и куда там отдельно взятой женщине без мужа в политике разбираться. Правда один раз, по женской глупости она перебила Вартана на собрании домкомитета. Что тут началось! Вартан был политически грамотным, человеком небедным, влиятельным, и даже главой местного отделения какой-то «Партии Национального Самоопределения» его даже исполнительная власть побаивалась, ну, если и не прудила в штаны при его появлении, то, как минимум предпочитала не связываться. Бес эту партию знает, но завязки у Вартана были, говорят, от Еревана до самого Лос-Анджелеса. Так вот, на собрании домкомитета Вартан, войдя в раж, стал стучать кулаком по трибуне и громко так говорить, что, мол, на алтарь Великой Армении, если понадобится, надо положить даже своих детей, как Авраам сына своего перворожденного, а она возьми и спроси, мол, где находится алтарь Великой Армении, тут, в Раздане, или в Марселе, что во Франции, и если алтарь тут, то почему сын Вартана вот уже как целых полгода в том Марселе учится и возвращаться, чтоб на алтарь лечь, не собирается? Зал загалдел, Вартан позеленел от злости, но так ничего и не ответил, правда, по глазам его Ануш поняла, что все еще впереди, потому как таких выпадов он не прощает. Гром грянул чуть позже, ровно через полгода, когда её сыну стукнуло 18. А что вы думали-то? Возраст призывной, кому ж еще защищать родную страну и общенациональную идею от турецкой угрозы, как не сыну матери-одиночки без денег и могущественных родственников? Не Вартанову же сыну, нет, ни в коем случае, он парень здоровущий, кило эдак девяносто с гаком, под таким любой алтарь треснет и такого не всякий жертвенник выдержит, а вот сын Ануш – он сложением поминиатюрнее будет, а в таком разе там, на алтаре-жертвеннике ему самое место. Как тому голубю, которому лапку надрезают – хрясь – и приличествует жертве сожаление во сто крат большее, нежели тому, кто жертву оную приносит.. и не удивляйтесь, реальный обычай, так оно все и происходит.

……..а начиналось все с обычных драк стенка на стенку. Ну, это когда парни из одной деревни, намотав на кулак ремень с увесистой (порой и заточенной) бляхой шли вваливать nизды парням из соседнего села. Людям альтернативной, так сказать, национальности и религии, и которых не жалко ни при каких обстоятельствах (то, что после семидесяти лет, проведенных под бородой Маркса и сенью научного атеизма, оба народа о своих верах имели самое отдаленное представление, стало ясно немного позже). Туда и сюда, оттуда и отсюда сновали хитрые людишки с кожаными портфелями, нашептывали всякое, подзуживали, собирали молодежь по вечерам для лекций об умном, о традициях и об истории, да только история была какая-то хитрожoпo-однобокая, в духе «а по соседству с нами, такими трудолюбивыми пахарями-строителями-созидателями – любимцами Создателя, поселились варвары-соседи». Дяди всем обещали вольготную жизнь, денежные пособия, дефицитные товары вне очереди и защиту от милиции, в случае чего. И с участковыми они ладили, и со шпаной умудрялись не ссориться. Люди проницательные, конечно, сразу же на это внимание обратили, и только диву давались, как у них это получается…. Нет, прости великодушно, дорогой читатель, это я не то чтобы тебя намеренно в заблуждение ввел, это я сам по скудоумию ошибочку допустил. Все начиналось совсем не с драк и никак не с дяденек, а с газетных статеек во всяких «Бакинских Рабочих» да «Ереванских Партийцев». А ниточки, привязанные к мягким лапкам брызжущих слюной, но не блещущих умом марионеток шли далеко – далеко наверх, с солнечного юга на пасмурный север. В Москву, в Кремль, или в Вашингтон, в Белый Дом до востребования по надобности. Это и коту понятно, если глупые люди начинают кричать проникновенные и трогающие за душу вещи, значить где-то неподалеку находится будка суфлера, в которой сидит кто-то очень и очень умный. Справедливости ради надо заметить, что будка может находиться на порядочном от сцены расстоянии, но что такое это «далеко» в наш век, столь скорый на перемещения, передачу информации и на расправу как следствие…
- Вы слышали, в соседней деревне азербайджанцы убили трех армян?
- Не трех, а семерых, и не в соседней деревне, а тут, неподалеку.


......почти каждый день в городок шел цинк. О земле, в плане того, что её надо возделывать, пахать и проливать пот над ее утробой все как-то позабыли, дела, что ли поважнее нашлись. А жить и обедать все равно надо, и никакой такой крутой подъем национального самосознания завтрака не заменит… перебивался народ с хлеба на лук, кто старые вещи продавал, кто на заработки уходил, а кому по возрасту или физической слабости идти некуда было – так оставался. Работала Ануш библиотекарем, а зарплата там была более чем скромная даже по советским меркам, и во что она, зарплата, то есть, во время нестабильности превратилась – даже говорить неудобно, один смех. А тут у сына призывной возраст, и станут в военкомате смотреть, что он кило на десять, а то и на пятнадцать меньше положенного весит. Повестка в таких случаях приходит без опоздания, и времени оставалось в обрез… надо было что то делать, а что тут поделаешь, если даже в долг взять в общем то, не у кого.. расплатиться с долгами, оставшимися от мужа ей помогла двоюродная сестра, жившая в Турции и старенький священник из церкви Сурб Хач (церковь Святого Креста), ныне уже покойный.. Ануш раз в неделю ставила свечку за упокой его души… добрый старый священник сказал ей: «Негоже чтобы за мужчиной на земле долги оставались». Странный был человек, молчаливый, сухонький. Никто б и не подумал бы, что почти незнакомой прихожанке так вот, за здорово живешь денег дать может. Ну и что же, что хорошо мужниного отца знал, по нашим-то временам это вовсе не резон денег давать или руку помощи протягивать… это ведь вам не общинное землевладение, когда люди корнями в землю врастают, всегда с соседями здороваются, да семь своих поколений наизусть помнят: пять живших до и два живущих после…

…когда мелкие стычки да обоюдное швыряние камней сменилось серьезными столкновениями (благо, оружия было завались, уже не советская, но всё еще не совсем российская армия щедро делилась вооружением и солдатами с обеими сторонами, беспокоясь только о своевременной оплате, и редко когда верила в долг хитрым восточным людям, никаких кредитов, а только живые деньги. Все вы, чурки эдакие, на одно лицо, только и разницы меж вами, что одни обрезанные, а другие нет, вот и режьте друг другу, кто до чего дотянется, а нам не жалко)….в тот вечер Аллахъяр зашел к Валере, покурить, да о делах, вокруг творящихся поговорить. Семья Валеры собирала вещи, переезжали они от греха подальше, пока не началось, а начавшись, их не коснулось… ну что тут скажешь, не они эту кашу заваривали, но по всему выходило, что расхлебывать придется именно им .. обнялись крепко а прощанье, думали не увидятся больше.. Валера только фразу обронил, ту, что надолго у Аллахъяра в голове засела, до самой смерти её вспоминал: «Сыграли. нами в «дурака», Аллахъяр.. а прибалтами «преферанс» расписали. Только «преферанс» игра интеллектуальная, там головой думать надо, а тут – руками работать или ноги делать». Сказал так, с горечью сказал, после чего молчание затянулось минут на двадцать, даже чай остыл, и такое вот дело – часы настенные вдруг остановились… не дети, понимали оба, что не обойдется, ой не обойдется, и все, что начинается сейчас, ровно через год детским садом покажется. В сравнении с тем, что наступит… Аллахъяр молча помог другу донести вещи до машины… ну, так и распрощались.. думали что навсегда… «Аллах аманында»* - только и сказал азербайджанец… «Аллах разы галсын»* - ответствовал армянин…. Аллахъяр постоял, покурил, стараясь не глядеть вслед бортовому «Уазику», на котором уезжал с семьей друг его детства… потом вздохнул глубоко, опусти плечи, и пошел, ссутулившись, домой… а кто-то хитрый и злобный, сидя где-то далеко-далеко, в теплом и просторном кабинете, уже поворачивал ключик в замочке старенькой шкатулки, где аж с самого 1905-го года* сидели замурованные советской властью бесы и дьяволы межнациональной резни… от бесов и их лозунгов пахло нафталином, но они были живучими и многое повидавшими тварями, точно знающими, что, где и кому именно надо шепнуть на ухо, или наоборот, проорать благим матом. И стоило лишь приоткрыть крышку, как нечистые создания сразу же полезли наружу, брызжа ядовитой слюной, нагромождая одну ложь на другую, противно пища и царапая лакированную поверхность письменных столов с обеих сторон….

…осенний призыв был на носу, и по тому, как подчеркнуто-вежливо, я бы даже сказал, ядовито, Вартан здоровался с нею при встрече, Ануш поняла, что медлить нельзя.. надо срочно связаться с сестрой, которая жила не где-нибудь, а в самом Стамбуле… да нет, никто и никуда не эмигрировал, она там всю жизнь прожила, там же где родилась.. ну и что ж что армянка.. ну и что же что в Турции.. и не такое бывает… да, замужем за турком и даже прижила от него детей.. двух мальчиков… не правда ли, ужасная женщина… все национальные интересы предала, от врага детишек заимела, даже по любви и по собственному желанию… и Бог с нею, с женщиной по имени Цовинар, сестрой Ануш из бывшей Советской Армении…. Муж Цовинар, Омер, был мелким бизнесменом, только-только раскручиваться начал, в Россию куртки продавать, да дела шли не так, как ему хотелось бы… всё бабло в дело вложил, вот и нервничал мужик, тут, сами понимаете, не до помощи родственникам жены, а раз жена не понимает да требует, то и огрызнуться не грех, ну чего женщину в дела мужские посвящать? Но ночная кукушка всегда любой бизнес перекукует, вот и пришлось ему слово дать, что что-нибудь обязательно придумает… люди восточные – человеки хитрые и к торговле приспособленные, а торговцы люди общительные и разговорчивые, друзей-приятелей у них хватает, кто-нибудь обязательно хоть что-то да присоветует, если и деньгами не поможет… традиция все-таки и корни, и нечего Аллаха жадностью гневить, мужчине скупость не к лицу, и привязанная к шее рука* - справедливое наказание в аду для скупердяев… Потыкался Омер туда-сюда, чтобы скандалов семейных избежать, все звонил куда-то, разговаривая, руками размахивал, языком цокал да головой качал, и договорился с товарищем своим, который гостиницу на окраине Карса держал… небольшой такой отель, ну, четыре этажа, крылечко, вывеска с намалеванными четырьмя звездочками (комиссия из Министерства по Туризму присвоила отелю только три, да её инспектора не каждый год в такие eбeня заглядывают, пусть пока все четыре повисят). Он согласился дать денег, но ему нужна была работница в гостиницу. Чистоплотная, хозяйственная, исполнительная и трудолюбивая, да чтоб порядочная была, хвостом туда-сюда не вертела. А дел ей в гостинице за глаза хватит, вот и отработает, там и за горничными приглядеть надо, и за посудомойками, и как чисто скатерки отмываются и сверкает ли посуда, потому как нечистая скатерть, несвежая постель и грязный стакан в доме, где принимают гостей и странников – есть позор на голову хозяина и харам* в глазах Господа..

….без малого полтора года прошло, как расстались Аллахъяр и Валера. Разразившаяся война железными челюстями пережевывала людей и ресурсы с обеих сторон, но, казалось, совершенно не затронула Баку… город жил так, как будто в пятистах километрах от него не гибли его люди, не плакали дети, в этом городе шлюшьими глазами сияли окна ресторанов, звучала веселая музыка, и даже давали концерты заезжие «звезды»..прибывшие в малом количестве инглисы спервоначалу робко, а потом все смелее и смелее водили носом по древней земле, что в сатанинском безумии пожирала собственный народ… хаос, анархия, некомпетентность, временщики, все резали власть, а вместе с ней и страну на мелкие кусочки, надеясь оторвать и оторваться, мол, нашей кровью всё добыто, нашим и сделается. То и дело боеспособные части отзывали в город, чтобы возвести на престол очередную мразь, тем самым оголяли фронт, и спустя пару дней, когда высоты были уже заняты хорошо подготовленным и неплохо снабжаемым противником, затыкали дыры необстрелянными мальчишками. А как пообстреляются пацаны самую малость – их снова в город, другого выродка в кресло подсаживать. Аллахъяр к тому времени дослужился до подполковника, ни много, ни мало – целая часть под началом, в то время такие вещи быстро делались, в игры не играл, и на просьбы отвести своих ребят и малую толику техники в Баку, чтоб на площади перед Парламентом покуражится, отвечал неизменным: забыли и отстали. Его заместитель, Рустам, человек большой хитрости и лишь воинской смелости, иногда пытался его одернуть, мол, доогрызаешься до беды, да куда там… бешеному мужику море по лодыжку… Рустам был полулезгином-полуазербайджанцем, остался после армии толи в Хабаровске, то ли еще где на Дальнем Востоке, но как началось на Кавказе, сразу же вернулся на родину… они прекрасно дополняли друг друга, хорошие организаторы, на расправу скоры, Аллахъяр как-то попросту застрелил своего зампотыла, ну не на смерть, правда, всего лишь колено пробил, за воровство, понятное дело. Потом подстреленного в Баку отправили, там его потаскали туда-сюда, помариновали чуток, а теперь он, говорят, в большие чины вышел, в министерстве сидит, в удобном таком кресле с подлокотниками… привезли в их часть несколько ящиков сигарет для солдат, и походит к Рустаму солдатик, разрешите, мол, обратиться. Так, дескать, и так, вы б сказали бы тем, кто нам курево шлет, чтобы слали то, что подешевле, потому как если импортные сигареты присылают – их сразу же разворовывают и потом на базаре продают. А если без фильтра – там другой разговор, на них не всякий польстится. Рустам все внимательно выслушал, пошел к Аллахъяру, о чем-то с ним шептался минут эдак сорок, а потом позвали зампотыла, да месили его в землянке ногами минут двадцать. Эти двадцать минут ему, зампотылу, то есть, целой вечностью показались, и как он сам потом говорил, выстрел даже некоторое облегчение принес …

….ровно через неделю деньги были у Ануш. Как – не спрашивайте, для восточных людей государственные границы – штука условная, не у одного, так у другого обязательно по ту сторону, если не родственник, так хороший знакомый в обязательном порядке живет-поживает, да и тайные тропы в горах никто не отменял. А пограничник – он ведь тоже человек, дал солдатику на блок сигарет, он и не смотрит, куда не надо, все мы люди-человеки, и ко всем с пониманием относиться надо… Вартан, кончено, зубами поскрипел, не без этого, да поздно, родимый, денежка уже военкому уплачена, и сын отправлен куда подальше, к родственникам в деревню. Ищи его теперь, если все по закону. К каким таким родственникам? Ну спросите тоже, товарищи европейцы… тут, в нашей общей Азии на свадьбе соседа с кем за столом парой слов перекинулся да стаканчиком стукнулся – он тебе уже вроде кровного родственника становится, даже если и вовсе не по крови не родной … и никакая такая глобализация этого, даст Бог, не выжрет, не вымоет… а еще через несколько дней Ануш и сама в Карс перебралась, как и договаривались.. деньги отрабатывать… хозяин гостиницы, ну тот самый, который друг Омера, был солидный такой, с усами, при четках, дядька из себя вежливый и уважительный. Объяснялись они спервоначалу больше жестами, но спустя пару месяцев Ануш освоила турецкий в достаточной степени, чтобы и хозяину сказать, мол, того то и того то прикупить надо, и нерадивым подчиненным нагоняй дать, чтобы не расслаблялись.. человек он был вдовый, богобоязненный, чтобы приставать к Ануш или какие неприличные намеки делать – ни-ни, упаси Аллах, если ему чего надо было, то сначала обязательно стучался в дверь её комнаты, да и после стука не сразу входил, а минуту-другую пережидал, мало ли какие дела у женщины в её комнате быть могут? А, зайдя, всегда почему-то здóрово смущался, отводил глаза в сторону, и нервно теребил кончики усов прямыми и сильными пальцами с аккуратно подстриженными ногтями. Звали его Тунжер, и он здорово прихрамывал на левую ногу, было дело, турецкая армия не курорт, вот в 74-м на Кипре* его то ли подстрелили, то ли ножом по лодыжке полосонули…

….летом 93-го положение на фронте было тяжелее некуда.. стороны то утюжили каждый клочок земли из тяжелой артиллерии и, вспарывая саму её утробу, то неделями кружили друг вокруг друга, огрызаясь редкими минометными залпами, то внезапно наступало затишье, словно им было необходимо снестись с заграничными кукловодами, на предмет «что дальше делать станем».. в часть Аллахъяра в пору такого вот недолгого затишья приехал сам Сахават*, и наши, воодушевленные его пением лучше, чем кизиловой наливкой, открыли шквальный огонь по позициям противника, на что армяне притащили мегафон и давай в него кричать: «имейте, мол, совесть, пусть Сахават допоет, потом продолжим, дайте послушать»…совесть была, палить перестали, и ровно два часа, целых сто двадцать минут обе стороны молча слушали нового Орфея, ничего, ничего вокруг кроме его песни, понимаете, совсем ничего, даже чирканья спичек слышно не было… странная была война, страшная, жуткая… как и любая азиатчина… там глазом не моргнув, целый городок могли с лица земли стереть, ни детей, ни стариков не жалея, как оно в Ходжалах было, а могли и человека пленного запросто отпустить, только потому что соседями были или родителей знали… наши части переговаривались между собой на талышском или лезгинском, потому как многие армяне прекрасно владели тюркским.. а как-то раз, связист доложил Аллахъяру о потоке площадной брани на чисто тюркском… ну, война, дело понятное, нервишки шалят, тут все средства хороши, можно и матюгнуть в запале, но чтоб так виртуозно, с каким-то воистину агдамским упрямством*.. в общем, грит, командир, вас требуют, поговорить хотят… лично… кто-то… какой такой кто-то – а Валера… из Агдама который... сосед и даже друг детства и не только… вот тебе и фортель, вот тебе и война… поговорили, сперва натянуто, конечно, потом голоса дрогнули слегка так, самую малость, даже потеплели… договорились встретиться на нейтральной зоне, да где ж её найти, эту самую нейтральную зону, если укрепления противников стоят ну, по максимуму в полутора - двух километрах друг от друга… ладно, выйдем в чистое поле… ты мужчина – я мужчина, ты один и я один…

- Ну, здравствуй….
- Здравствуй……
- Подполковник уже?
- Да и ты, вижу, не прапорщик….
- И что мы теперь делать будем?
- Сначала покурим, наверное… я даже пистолета с собой не взял…
- Я тоже тебе верю.. и тоже пустой…
- А нож как же? (чирканье спичкой, огонек, прикрытый ладонями подносится к сигарете…. Бывшего друга? Нет, бывших друзей не бывает)
- И его нету.. договорились ведь….
- Да, договорились…. (глубокая затяжка)
- А у меня с собой водка есть..
- И у меня…..
- Отпей из моей фляжки… а я из твоей… все по-честному, Валера, все как раньше..
- Как раньше уже вряд ли будет…
- Да… верно говоришь.. вряд ли…
- Как дома-то?
- Слава Аллаху… у тебя как?
- Тоже слава Всевышнему… ты другое скажи, Аллахъяр.. что дальше делать будем?
- Пленными обменяемся, да будем стараться выжить….
- Да… хорошо ответил… упрямый ты… знаешь… если ты сейчас уйдешь со мной я найду способ переправить тебя подальше… в Россию.. или даже в Польшу…
- Знаешь.. если ты сейчас пойдешь со мной, я тоже найду способ тебя спрятать…
- Прости….. я так…
- Бывает….
- Оба будем стараться выжить, оба, слышишь?

….докурили…. дохлебали водку… молчали… и не заплачешь, не закричишь… не дай никому Боже.. обменялись фляжками, да оба, в общем-то, при своих и остались, фляжки-то советского образца, у обоих одинаковые… казалось, даже царапины на крышках абсолютно идентичны…без слов.. без всхлипов, без эмоций… а ведь самое время всхлипнуть… самое время, читатель….

…..прошло четыре месяца с тех пор, как Ануш стала работать в той гостинице… уставала, понятное дело, четыре этажа, да за всем глаз да глаз нужен… постояльцы были все больше тихие да скромные, никто особо не бузил, уважая Тунжера, если и развлекались, то как-то легко, весело и без свинства, песни пели, от вина не дурея, а ровно в одиннадцать часов расходились по своим номерам. Ну, кому надо с полицией связываться, да еще по малопочетной статье «нарушение правил проживания в гостинице после 23:00»? Тунжер был на расправу скор, чуть что – возьмет буяна лапищей за морду, ахнет пару раз затылком об стену, и пока тот в себя придет – наряд уже тут. Слава о Тунжере распространилась быстро, и его гостиницу (так уж получилось) облюбовали исключительно почтенные семейные пары, из тех, кому за сорок, а всякие жулики да безобразники её, гостиницу то есть, за версту обходить старались… оно жуликам разве надо, с ветераном Кипрской Кампании связываться, раз всё на его стороне, и суд и полиция, потому что государство? а потом… потом Тунжер сделал Ануш предложение, все чинно, все по законам Божьим и человеческим. Оба люди зрелые, оба вдовые, кто судья им, да и за что их осуждать? Женщина, прижавшаяся к плечу мужчины с прокуренными усами… женщина, сделавшая для своего сына все, что могла и даже немного больше, женщина, нашедшая любовь и защиту… оставьте вы их в покое со своими словами негодования, дай им Аллах счастья и благоденствия… а если моему рассказу не верите – то поезжайте в Карс… и найдите там гостиницу прихрамывающего Тунжера… не хромого, а именно прихрамывающего… да, совсем забыл… гостиница эта называется «Карабах»… так и скажите любому таксисту, в Карс приехав, если мне не доверяете, на что, в принципе, имеете полное право..


...фляжками обменялись, пленных обменяли, что дальше делать, усы да ногти грызть? С одной стороны присяга, страна, солдаты да погоны, тебе подчиненные, а с другой стороны вот… дилемма – страшнее не придумаешь… с поры детства Аллахъяр плакал всего один раз, 23-го июля, когда был сдан Агдам.. именно сдан… армянская армия вошла в него всего с одним танком, ожидая страшного городского боя, где каждый дом – крепость, каждый переулок – засада, а пятиэтажка – врата адовы…но нет… армия была выведена по причинам, известным только в Баку, причем раньше всех из Агдама сбежал Акиф Наги, ныне являющийся председателем Организации Освобождения Карабаха… потом началась чистка.. грандиозная чистка армии от непокорных командиров и нелояльных новой власти элементов.. займет рота полупустую деревню – а ей приказ «отходить». Как? Почему? Мы уже тут, эта деревушка позволит контролировать квадрат… из Баку сказали… приказ…не нами писан, но нам передан.. назад… в день 23-го июля, в день сдачи цветущего карабахского города, славного своим портвейном на всю Евразию, Джахангир Будагов, капитан азербайджанской армии пустит себе пулю в лоб, понимая, что это, именно это и есть начало конца… кто-то может жить с позором, а для кого-то это тяжесть давящая, неподъемная да несносимая… а Аллахъяр…темная история… его машина подорвалась на мине 24 сентября 1993-го года, подорвалась после того, как по дороге прошла колонна бронетехники… уж не знаю, как оно так получилось и как оно так бывает, может это и не мина вовсе была.. а на следующий день на наш пост пришел человек в погонах… в армянских погонах… развел руками, показывая, что ни оружия у него с собой, ни фотоаппарата, ни рации, только фляжка да кусок хлеба…

- Валера я… пропустите на могилу к Аллахъяру… на час, не больше..
Об их дружбе знали многие, но чтоб вот так.. ночью.. без оружия… помялись… подумали.. да и махнули рукой, проходи, мол… Валера просидел на могиле около часа, сперва молча, потом закрыл голову руками, наверное плакал беззвучно, плакал, раскачиваясь…выпил всю флягу, и так и не закусил…. положил кусок хлеба на камень повыше, потому что не гоже Божий дар и благословение на землю бросать, не в обычае это на Кавказе, потом утер лицо рукавом и вернулся обратно, к нашим солдатам… тут я, мол, как и обещал, а теперь дело ваше.. я пришел один, посидел у друга, а теперь дело ваше и совесть тоже ваша… плен так плен… ты мужчина и мы мужчины – иди к своим…. обратно…обратно иди, Валера, слышишь… подполковник Валера…

…..ровно три дня на этом участке фронта было тихо, не стреляли даже из автоматов.. только трели кузнечиков да шелест листвы… ну и чирканье спичек, как водится… в знак уважения к памяти друга, Валера запретил своим открывать огонь…ну и наши тоже честь понимают, вот и молчали стороны ровно три дня.. целых три дня… Валера своё дело сделал… наверное потому что уверен был: ляг карты по-другому, Аллахъяр сделал бы для него тоже самое.. ни больше и не меньше… спустя два месяца наши войска оставят эту территорию, вместе с могилой Аллахъяра… вместе с могилой Аллахъяра… начнется новое время, в ходе которого мертвых героев просто-напросто сотрут из людской памяти.. ну чего их помнить-то, если и на могилу сходить некуда.. а Валера… Валера потеряет ногу… и после войны, а точнее, после подписания соглашения о прекращении огня поселится в деревне под Агдамом, на оккупированной территории, но на своей, все же земле.. и до сих пор.. говорят, до сих пор на могиле Аллахъяра лежат свежие цветы... обычные, полевые, с острым и пряным запахом… а по вечерам там иногда видят человека на одной ноге.. с той самой фляжкой и куском хлеба, который негоже на землю бросать …

Мира вам, люди… мира, запаха свежевымытой зелени на столе, теплого хлеба в доме и детского смеха на улице…да.. и еще – хорошей вам памяти… ничего и никогда не забывайте… ибо позабыв – позабытыми будете… а стерев – стертыми станете…



Февраль - Октябрь 2006-го


Указатель слов и выражений, встречающихся в рассказе.
Алфавитный порядок не соблюден.

мацун* - кислое молоко
Аллах аманында* - с Богом (азерб)
Аллах разы галсын* - да останется Аллах доволен тобой (азерб)
1905-й год* - первые азербайджано-армянские столкновения,
спровоцированные царским правительством, напуганным размахом рабочего движения на Кавказе
привязанная к шее рука* - восточная идиома, символизирующая скупость
харам* - запретное (здесь: грех)
в 74-м на Кипре* - в 1974м году Турция ввела свои войска на территорию
Северного Кипра в ответ на попытку присоединения Кипра к Греции
Сахават Мамедов* - корифей мугама, родом из Карабаха (мугам – жанр
азербайджанской народной музыки)

Ходжалы* - азербайджанский населенный пункт, мирное население
которого было уничтожено 26-го февраля 1992 года.

агдамским упрямством* - жители Агдама славятся своим упрямством

Wednesday, February 6, 2008

Стикс бюрократа, навеяно государственным апаратом

Простоял 2 часа в налоговой, полтора часа в ОВИРе, остаток дня - в других учреждениях. Вот, навеяло:

15 марта 1998 года Ярослав Данилович Кравцов умер. «Ничего себе оптимистическое начало», - скажете вы. Но, правда – она всегда - правда, и ничего уж тут не поделаешь. Прожил он достаточно, 37 лет проработал на одной и той же мебельной фабрике, прошел нелегкий путь от простого помощника столяра до директора этой самой фабрики. Согласно прививавшимся ему с детства предписаниям, верил не в бога, а в силу коммунизма и строил его наравне с миллионами других «верящих».
А в один прекрасный, солнечный день взял и умер. От старости, будучи глубоким склеротиком, счастливым дедом, отцом и мужем, заслуженным работником своего предприятия, в возрасте 63 лет.
И пошла его душа гулять по просторам вселенной в поисках вечного покоя. А поскольку не приходилось ему задумываться о бытие и о том, что его ждет после смерти, то верил Ярослав Данилович только в силу бюрократического аппарата. И не мудрено, что иной мир предстал пред ним в не виде райских врат с апостолами Петром и Павлом, а в более желанном и привычном облике…


Ярослав опомнился перед зданием исполкома. Хотя нет, это был не совсем исполком: двор напоминал налоговую, местность уж очень была похожа на областной парк, находившийся возле здания обладминистрации. Создавалось такое впечатление, что все заведения, которые Кравцов посещал при жизни, синтезировались в окружавшую его сейчас реальность. То, что он умер – это был факт: он самолично видел, как покидал свое тело, как плакала дочь, видел свои похороны, поминки и придурка-соседа, прибегавшего к жене на второй день с просьбой продать ему гараж.
Так что в собственной нематериальности сомнений не оставалось. А вот где он очутился, после обзорных полетов и путешествий – это был вопрос.
Но Данилыч определенно знал, что если он идет к администрации, то нужно обязательно забежать в гастроном, чтобы купить несколько шоколадок мелким секретаршам и кое-что посолиднее людям, с которыми придется решать вопросы.
Он оглянулся в поисках магазинов и увидел вдалеке такой знакомый сорок третий гастроном, где он не раз совершал подобные приготовления. Кравцов быстрым шагом (поскольку не знал, на который час назначено, но чувствовал, что желательно прийти пораньше) направился к магазину.
В магазине не оказалось ни души. Прилавки в лучших капиталистических традициях конца девяностых ломились от продовольствия, вино-водочный отдел особенно привлекал разнообразием. А вот обслужить было некому. Но, ждать персонал не было времени, поэтому Данилыч перемахнул через прилавок, и, воровато оглянувшись, принялся компонировать составляющие могарыча.
Спустя некоторое время, Кравцов, звеня содержимым большого черного пакета и с тремя шоколадками в кармане пиджака, подходил ко все так же ожидавшему его загадочному зданию.
У входа стоял регистрационный стол и небольшая очередь похожих на нашего героя душ. «Следующий, - вывел Данилыча из печальных мыслей голос молоденькой девушки-регистратора, - Мужчина, что у вас? Документы уже получали? Нет? Понятно. Держите справку. Подойдите с ней в 406, там вам скажут, что делать дальше. Следующий». Кравцов не успел открыть рот, чтобы задать вопрос, как очередь продвинула его дальше, по направлению к ступенькам. Начиная с третьего этажа, стояли люди в очереди.
- Вы не подскажете, а четыреста шестая здесь или этажом выше? – осведомился Кравцов у замыкавшего очередь.
- Этажом выше 406. Это регистратура, если ты не знаешь, а вот очередь начинается здесь.
- А долго ждать, не подскажете?
- А тебе уже некуда спешить, папаша, так что становись за мной в очередь и жди, - грубо ответила тучная душа в синем пальто.
Делать было нечего – пришлось становиться и ждать. Время шло, а очередь практически не двигалась.
- Вы не знаете, почему не двигаемся, - спросил Данилыч на этот раз уже стоявшую за ним душу.
- А здесь обеденный перерыв с часа до двух. Еще пятнадцать минут осталось, - любезно ответила женская душа.
Данилыч бросил взгляд на настенные электронные часі и в отчаянии стукнул себя по лысине – как он сам мог не догадаться, что перерыв. Но в его бывалом мировосприятии появилась идея, и, сказав стоящей за ним душе, что он отойдет на пару минут, Кравцов направился по коридору третьего этажа в поисках «местных» чиновников, дабы поподробнее узнать всю процедуру получения документов, а заодно и прощупать возможность не стоять в очереди. Буквально через несколько шагов он увидел шедшую ему навстречу симпатичную полноватую девушку в старославянских одеждах. Поравнявшись с ней, Данилыч пустил в ход все свое обаяние:
- Девушка, здравствуйте. А вы не подскажете, как мне можно получить документы?
- В четыреста шестой, но там сейчас обед. Идите лучше занимайте очередь, - холодно отрезала начинающая чиновница.
- Девушка, ну что же вы так? Вот как вас зовут?
- Деметра Анастасия Юрьевна, а почему это вас интересует?
- Настенька, - расплылся в добродушной улыбке Данилыч, - у вас очень милое имя. Вот держите шоколадку.
- В честь чего? – робко принимая из рук старого хитреца сладость, спросила Деметра.
- А просто так, за ваши красивые глаза.
Было видно, что Анастасии Юрьевне понравился такой подход.
- А знаете, - шепотом сказала она, - вы наверное не ждите в очереди, а попробуйте подойти в пятьсот тридцать девятую, к Валентине Михайловне – может она вас так примет.
- Спасибо Настенька, вы самая добрая красавица в мире, - отвесил неуклюжий комплимент Данилыч краснеющей Деметре и эффектно развернувшись, зашагал мимо очереди к указанному кабинету.
Долго искать не пришлось – дверь с номером 539 и табличкой «Судьба Валентина Михайловна, начальник отдела распределения» была справа от ступенек.
- Тэкс, ну, Валентина Михайловна, посмотрим, как вы нам поможете, - пробубнил себе под нос Данилыч и направился к двери.

Помещение, где определялась участь существенной части человеческих душ было обыкновенным кабинетом, как сотни тысяч бюрократических кабинетов в нашем мире. За огромным лакированным столом сидела женщина лет пятидесяти. Старомодное платье, очки в еще более старомодной оправе и полное отсутствие косметики на ее лице выдавали в ней старую деву, которая, казалось, посвятила всю свою жалкую жизнь государственной службе.
Старческие морщинистые руки, нездоровый румянец и растрепанная прическа не сулили ничего хорошего тому, кто вот-вот войдет в маленький кабинет Судьбы.
За спиной чиновницы сопротивлялось осенним ветрам огромное окно, сквозь щели в раме которого в помещение проникали сквозняк и сырость.
В дверь постучали и дама, затушив сигарету в пепельнице под столом, разогнав дым руками, сиплым голосом сказала: «Войдите»! Дверь открылась и в комнату робко вошла душа Ярослава Кравцова. С прижизненным обликом ее владельца, у души не было ничего общего – она являла собой одетое в пальто и шляпу безликое существо, которое парило над полом и умудрялось чем-то говорить. Облако-душа с боязнью засеменило к столу и поставило на него справку. Через мгновение на ней должна появиться печать. Оттиск одной из нескольких, лежащих на столе, печатей, которая определит участь несчастного.
- А где ваше личное дело, а где сопроводительные документы? – возмутилась Судьба, глядя поверх очков на душу.
- Вы понимаете, там сейчас перерыв и мне сказали, что к вам можно без личного дела, – начало оправдываться оно.
- Ах так! И кто же осмелился это сказать? – набирала обороты свирепеющая чиновница – Кто себя тут возомнил самым умным?
- Вроде как Деметра, я у неё спросил в коридоре. Просто, там такая очередь – даже спросить не дают, - сдал с потрохами свою добродетельницу Данилыч.
- Деметра? Значит, сельскохозяйственный отдел у нас теперь судьбы вершит и расписывается за начальство?! Великолепно. И так все делается в нашей организации, - в женщине говорило разочарование и отчаяние. - Всю жизнь верой и правдой служу здесь, а тут какая-то замухрыжка за меня расписывается. Ну, вы только подумайте! Иди себе в свой кабинет, который кстати делишь еще с восьмью богами и разбирайся со своими делами. Так нет же, она раскомандовалась. «Без личного дела можно». Ай да стерва. Ну я ей сделаю! Она у меня всю жизнь будет последствия торнадо в Индонезии ликвидировать.
Судьба нервно достала из пачки сигарету и закурила.
- Вы не хо…, - обратилась она было к Ярославу, но, вспомнив, что курить ему нечем, осеклась - Ах, да, совсем забыла, вам же нельзя. Ну так что там у вас?
- Да вот умер, дали справку в приемном отделе и направили в регистратуру за личным делом. Но у них перерыв и я напоролся в коридоре на эту девушку. А дальше вы знаете.
- Не, ну с этим мы уже разобрались. А у вас что? Зачем вы пришли, вы себе хоть представляете?
- Честно говоря, смутно. В очереди говорили, что вы направляете всех по разнарядке. Кого на реинкарнацию, кого в доработку, кого в ад, кого в рай…
- Ну хотя бы это знаете. Там за вами очередь есть?
- Нет, все еще ждут, пока в регистратуре перерыв закончится.
- И чего я спрашиваю?! У меня же сегодня только после обеда прием. Ну да ладно, с вами-то что делать?
- Вам решать, - робко промолвила душа.
Судьба стряхнула пепел с сигареты, сделала глубокую затяжку и выпустила струю дыма в серый потолок.
- Вы же понимаете, что я не могу просто так, без веских причин и фактов определить вас в тот или иной ресурс. Тем более у меня сейчас перерыв. Так что возвращайтесь после обеда с личным делом, бланком Д-13-А8, направлением от главного архивариуса, формой 18, заверенной Зав отделом по распределению душ и еще некоторыми бумагами, список которых вы получите в регистратуре вместе с личным делом, - чиновница перевела безразличный взгляд с души Кравцова на лежавшие в ящике стола документы.
- Валентиночка, извините не знаю, как вас по отчеству, - слукавил старикан,
- Михайловна, - пренебрежительно бросила дама.
- Валентиночка Михайловна, а можно этот процесс как-то ускорить, - и из-за бежевого плаща возник пакет с характерным силуэтом бутылки и коробки конфет. Женщина удивленно посмотрела на Кравцова, затем на пакет, снова на Кравцова и, робко оглянувшись, спешно спрятала пакет у себя под столом.
-Ай да сукин сын, саму Судьбу подкупаете, - улыбаясь, в полголоса упрекнула душу чиновница.
- Ну что вы! Это просто знак внимания и не более, а решать уже Вам. Да и нет на всем белом свете того, что достойно Вас и чем можно Вас подкупить, - подлизываясь, тараторил Кравцов.
- А хотя знаете, давайте я на свой страх и риск решу вашу участь просто так, безо всяких справок, форм и личных дел, - уже громко, и, не стесняясь, заговорила Судьба.
Женщина ехидно улыбнулась и взяла в руку печать с надписью «Ад, особо строгий режим». Уже подышать на нее успела, и обмокнуть в чернильную подушечку.
- Стойте, стойте, стойте. Зачем же в Ад? Не заслужил я в ад. Да, грешил при жизни – с кем не бывает: то тринадцатую зарпалту от жены затихарю, то со склада пару брусков на дачу возьму – я же не скрываю, но за что же так жестоко? Я хоть после смерти хочу нормально пожить, а то родился до войны, отец погиб на фронте, жили с мамой в коммуналке. А после войны сразу на фабрику, чтоб с голоду еще двое братьев младшеньких не умерли. Вот может есть еще места на реинкарнацию или путёвочка в рай может осталась? Мне бы хоть здоровье поправить, а там уже как захоите.
- А с чего мне направлять вас на реинкарнацию? Вы нагло заперлись ко мне в кабинет, без личного дела, во время перерыва да еще и права мне тут качаете.
- А как же справедливость?
- Мужчина, поверьте мне – справедливость, она же Юстиция Маргарита Павловна, сидит в своем кабинете и никуда не высовывается. Она наглая взяточница, которая закрывает глаза на такие преступления, что нам с вами и не снилось. Но благодаря папику, никто эту стерву не увольняет. Так что о ней вы можете забыть, а я просто пошутила. Хотела в лишний раз убедиться, что знак внимания и подхалимство – две разные вещи. Что касается вашей судьбы… - Судьба задумалась. - Вы в шахматы умеете играть?

И душа Ярика согласилась. Ставка – остаток жизни. Победитель будет иметь право поставить гриф на заветной справке.
Знаете, дорогой читатель, ни при каких обстоятельствах не играйте с Судьбой. Даже если она вам даст фору или проиграет первые партии в карты – никогда с ней не играйте потому что играете с огнем. Я открою вам один секрет – у Судьбы все предопределено и об исходе партии она знала еще когда пришла устраиваться на свою работу. Такова её должность – все знать.

- Шах и мат. Не судьба, дорогуша, - подло хихикая, выдала Судьба неуместный каламбур.
Перейдем к вашей участи. Я здесь работаю не один год, но мне крайне редко представлялась возможность применить этот приговор. Я смотрю, Вы душа подходящая, все предпосылки у вас есть. Честно говоря, даже я не знаю, позитивный ли это для вас исход или мука. Все зависит от вас. Но, учитывая все за, - Судьба посмотрела на пакет, - и против, - взгляд на шахматную доску, я со всей ответственностью выношу вам лояльный приговор – «Принять на божественную службу в должности Вестника Судьбы».
И довольная собой старая дева приближенным к автоматизму движением поставила на справке соответствующий гриф.

Данилыч попадал в бюрократический рай.

© Asubre